Россия, ты великая страна!
Гордись своими верными сынами.
Их звучные родные имена
Тебе становятся еще милей с годами.
Они шли за тебя на смертный бой,
Жизнь за Отчизну отдавали с честью,
К врагам пылали праведною местью,
Родную землю заслонив собой.
Для русского понятье патриот
Не просто звук и не пустое слово,
За ним стоит понятие народ,
Оно души опора и основа.
Воображение рисует тополя,
Дубы резные, русские березы,
И сильные сибирские морозы,
Бескрайние пшеничные поля.
Все это Родина, все это край любимый,
Где жили прадеды, и деды, и отцы,
Тот уголок моей земли родимой,
Куда весной опять спешат скворцы.
И сколько б враг на Русь не покушался,
Такой народ ему не победить,
Такую волю силой не сломить,
И враг любой Россией сокрушался.
Своих героев знать должна страна,
Их память в нас всегда была священна,
Пусть ждут тяжелые нас с вами времена,
Она в сердцах останется нетленна.
Так вспомним же давайте мы сейчас
Поэта, партизана, патриота,
Любимца нашего великого народа.
Вам про Давыдова начну я свой рассказ.

Отец его был честный офицер,
Командовал Полтавским легкоконным
Полком, и ставился в пример
Самим Суворовым, по службе беспокойным.¹
Денис тогда все время проводил
Среди солдат, коней, штыков и ружей
И, с детства закаленный зноем, стужей,
Другой карьеры для себя не мнил.
Он рос довольно резвым сорванцом,
Не раз придумывал различные проказы,
Но понимаем был своим отцом
И слушал с живостью его рассказы
Про войны с турками, как брали Измаил,
Как многое зависит от солдата,
И надобно любить его, как брата,
Суворов с ними б черта победил.
Когда Денису было девять лет,
Граф Рымникский полкам устроил смотр.
Покрытый славою бесчисленных побед,
Он, как всегда, был свеж, подтянут, бодр.
Денис и младший братец Евдоким
В тот день без устали средь лагеря крутились,
Смотрели, как полки вдали носились,
Мечтая встретиться с Суворовым самим.
Маневры кончились. Устали командиры
И в лагерь поскакали отдыхать –
Видны уже их пыльные мундиры.
А что Суворову? – Ему не привыкать.
Доволен он: сумели командиры
Солдат своих прекрасно обучить;
Давыдову все можно поручить,
Пора его представить в бригадиры.²
И тут с мальчишками он поравнялся вдруг;
На них его вниманье обратили.
«А любишь ли солдат, мой юный друг?» –
Уста Суворова Дениса вопросили.
«Люблю Суворова, – подросток отвечал –
В нем всё: солдаты, сила, слава,
Стремительность нежданного удара,
Победа!» – распаляясь, он кричал.
«Помилуй Бог! Какой же удалец, –
Суворов бровь поднял от удивленья, –
Я не умру еще, а этот молодец
Уж три успеет выиграть сраженья».
Промолвил так и дальше поскакал.
Денис себя забыл от возбужденья,
От радости, восторга, восхищенья –
Ему судьбу Суворов предрекал!³
И для себя он сразу понял ясно:
Военным только должно ему стать.
Он на коне уже скакать умел прекрасно,
Про войны книги принялся читать.
С тех пор прошло не более трех лет.
И вдруг известие из северной столицы:
Век кончился златой императрицы –
Второй Екатерины больше нет.
А на престол взошел безумный Павел.
Тиран законы матушки презрел –
Он так страной своею дико правил,
Как будто реки вспять пустить хотел.
В войсках муштру он ввел и прусские порядки;
Суворова в Кончанское сослал:
«Ведь пруссаки, – старик царю сказал, –
Всегда от русских мчались без оглядки».
Всё заговор мерещился ему;
В отставку вывел многих офицеров,
Отечеству служивших своему,
Заслуженных в сраженьях кавалеров.
Василь Денисович вдруг в список тот попал:
В полку ревизия растрату усмотрела,
Давыдова к суду привлечь хотела –
В рассрочку выплатить сей долг он обещал.⁴
Пришлось ему именья заложить.
Хоть денег этих все же не хватало,
Он смог село Бородино купить,
Которое тогда еще не знало,
Какая слава будет впереди.
Туда уехал со своим семейством,
Обиженный неправедным злодейством,
В Москву наведывался за год раза три.
Денис рос между бородинских нив,
Французскому учился он и танцам;
Так в воспитанье моду сохранив,
Детей препоручили иностранцам.
Когда же юноше служить пришла пора,
«Апоплексическим ударом» умер Павел.
Денис родных в Бородино оставил
И в Петербург помчался со двора.

Санкт-Петербург, любимый город мой!
Мне в душу глубоко запали с детства
Вознесшиеся ввысь златой стрелой
Шпиль Петропавловки, игла Адмиралтейства,
Бессмертное творенье Фальконе:
На пьедестале пред Невой широкой
С рукой поднятой всадник быстроокий –
Великий Петр на боевом коне.
Люблю ажурность Зимнего дворца,
Атлантов Эрмитажного крыльца,
На стрелке острова Ростральные колонны,
Гранит прибрежный лижущие волны,
И сада Летнего тенистую прохладу,
Его красивую чугунную ограду,
На фоне неба голубого ясным днем,
Главу Исаакия, горящую огнем.
И протяженность Невского проспекта,
Генштаба арку и Гостиный Двор,
И воплощенье Воронихина проекта –
Казанский замечательный собор.
Люблю гулять по улицам твоим.
С тобой душой я становлюсь богаче,
Но в пору ту ты выглядел иначе;
Тебя представить трудно мне иным.
Что ждет Дениса в северной столице,
Куда летит на службу он скорей?
Мечтая о заветной Славе-птице,
Как ухватить ее за хвост в бою верней.
Но гвардия парадами лишь дышит,
И для нее войны пока что нет;
Генералиссимуса дружеский привет,
Увы, Давыдов больше не услышит.
Под камнем Александро-Невской лавры
Суворов спит, забывшись вечным сном.
Героя Альп не встретили литавры,
Не раздавался в честь него салюта гром.
Забытый всеми умирал старик,
И лишь соратник боевой и ученик,
Дежурил рядом с ним Багратион,
Учителя оберегая сон.
Зачислен был Денис в кавалергарды,¹
Хоть малый рост препятствовал тому,
Он никогда играть не брался в карты,
И не спускал насмешек никому,
Но сам в полку слыл первым острословом,
За что снискал расположенье всех,
И обеспечен был ему успех
Среди товарищей на поприще сем новом.
По службе трудностей особых вроде нет:
Эстандарт-юнкер, через год – корнет;
В полку находится все время без отлучек,
Еще немного – и уже поручик.²
Но вдруг решил попробовать перо,
И басня получилась у него:
«И можем иногда, споткнувшись, – как же быть? –
Твое Величество об камень расшибить!»³
Средь офицеров басня вызвала фурор
И в списках разлетелась очень быстро;
Самодержавья высмеяв позор,
Он не подумал: всё ли будет чисто.
Но молодость беспечна, как всегда.
За басней басня и еще одна,
Однако власть к насмешкам холодна,
И не успел моргнуть – пришла беда.
«За правду колкую, за истину святую»⁴
Из гвардии Давыдов исключен;
В гусарский Белорусский полк вчистую
Был ротмистром⁵ в момент переведен.
Суровым оказалось наказанье;
Считалось, что в армейские полки
Ссылались дуэлянты, игроки,
Затем, чтоб думали в глуши о покаяньи.
Денис недолго, правда, горевал,
Собрался в путь, с друзьями попрощался;
Подумал так: ведь он не воевал,
А дела в армии быстрей бы он дождался.
Гусарский полк под Киевом стоял,
Туда Денис на почтовых помчался,
Ему в дороге Кульнев повстречался,
И братской дружбы их закон связал.

О молодость! Прекрасная пора!
В груди восторженное сердце бьется,

И жизнь, как будто детская игра,
А мир вокруг танцует и смеется.
И чувства разум побеждают каждый раз,
Любви закону повинуясь снова.
Мы, часто пропуская старших слово,
Ошибки делаем, обидные подчас.
Увы, приходит опыт к нам с годами,
И молодежь учить уже беремся мы,
Они ж в ответ, что сами, мол, с усами,
Ошибки делая, такие же как мы.
И всё же молодость всегда берет свое;
Она сильна, хотя нетерпелива,
Пусть ветрена, но главное красива,
И старость радуется, глядя на нее.
Итак, Давыдов к месту службы прибыл,
А здесь уж знают все его стихи,
И смысла нет выдумывать грехи,
За кои, якобы, из гвардии он выбыл.
Ему устроен дружеский прием;
И грустных мыслей, словно не бывало;
Гусарам ухарям все беды нипочем, –
Шампанского лишь не было бы мало.
И закрутил Денис свои усы, –
Предмет гусарской славы и красы,
На ухо лихо кивер покачнул,
Все пуговицы мундира застегнул,
И чуя женскую любовь к сему наряду,
Плясать пустился он мазурку до упаду,
Легко беря красавиц местных в плен
Средь бальной залы и зеркальных стен.
И снова пунш кипит на дружеской пирушке,
И хор цыганский удалой гремит;
Уста опять припали к пенной кружке,
Веселье плещется, в груди огонь горит.
Поручик Бурцов¹ – ёра, забияка,
Кутила, сорванец, угар, буян,
Гусарской вольницы любитель и арака,²
Сегодня, как всегда, будь сыт и пьян. Пусть дым от трубок очи застилает,
И голова, как колокол гудит,
Но утром, коль труба поход сыграет,
Он, как влитой на лошади сидит.
И набекрень надвинув зверски кивер,
Летит по полю, пущенной стрелой,
Врага любого, превращая в ливер,
Пока трубач не протрубит отбой.
«О Бурцов, Бурцов! Ты – гусар гусаров!» –
В стихах Давыдов друга воспевал, –
«Тебе ль страшиться сабельных ударов,
Пусть ты, как я, еще не воевал».
Война ж была уже не за горами, –
По всей Европе Бонапарт гулял,
Себя встречать монархов заставлял
Роскошными и щедрыми дарами.
А если кто противиться пытался,
И не хотел отвешивать поклон,
То гром французских пушек раздавался,
Их с боем покорял Наполеон.
И вот Россия втянута в войну
За Австрию, за чуждую страну;
И пала Австрия пред Бонапартом ниц;
Увы! Нам не забыть Аустерлиц.
Дениса полк в резерве находился
Вдали от тех событий роковых,
Как он понюхать порох не стремился,
Не мог увидеть схваток боевых.
В бою том гвардия сумела отличиться,
Особенно Кавалергардский полк,
Но скольких глас тогда навеки смолк, –
Не многим удалося возвратиться.
Брат Евдоким в атаке ранен был,
И в плен французскими солдатами захвачен,
Сам Бонапарт героя отпустил,
И этим впечатлением охвачен,
Примчался в Петербург к друзьям своим;
Денису лишь завидовать осталось,
Что слава снова не ему досталась,
А славы, как известно, сладок дым.
Меж тем друзья его не забывали,
И как могли, Дениса ободряли.
По их ходатайству из армии был он
В гвардейский полк опять переведен.³
А дальше, словно бы волшебный сон,
Прославленный в боях Багратион,
Известный полководческим талантом,
Берет к себе Дениса адъютантом.
И, наконец, Давыдов на войне.
С приказом боевого генерала
Летит к полку на ухарском коне,
Казачья сотня рядом там стояла;
Он об отходе передал приказ,
Бой настоящий видя первый раз,
От свиста пуль, входя все больше в раж,
Не мог сдержать воинственный кураж.
Был замысел Дениса очень прост:
Атаковать французский аванпост;
И казаков увлекши за собой,
Он бросился стремглав в кровавый бой.
Столь дерзкой враг не ожидал атаки,
И прочь пустился вскачь почти без драки,
Однако этот неожиданный наскок
Драгун французских на себя отвлек,
Полк наших егерей, сумев спасти,
Который те хотели обойти.
Идет лавина – палаши сверкают,
Хвосты на касках с вихрями играют,
Всё на пути своем готовы смять,
Пора б теперь казакам удирать.
Давыдов бросился с донцами врассыпную;
«Вот ведь попал в историю какую?» –
Он лихорадочно подумал на скаку,
Давая снова шпоры рысаку.
«Ну, слава Богу! вроде оторвался».
Он, на пригорок не спеша, взобрался,
Но тут французов около десяти
Денис увидел на своем пути.
«Ну, милая, давай, не подводи!»
Вдруг выстрелы раздались позади,
И конь на ногу заднюю припал,
Денис подумал: «Всё, теперь пропал».
Услышал храп тяжелый за спиной;
Француз за плащ Давыдова рукой
Схватил и дернул. О, создатель мой!
У горла пуговица вырвалась долой,
И плащ драгуну, как трофей достался,
Денис в седле же чудом удержался.
А конь, рванувшись из последних сил,
Вдруг наземь пал и дух свой испустил.
Но почему враги остановились?
Казаки вовремя с ним рядом появились.
Так боевое он крещенье получил,
И первый в жизни орден заслужил.⁴

Война! Какая странная игра,
Великое боренье честолюбий;
Она не будет никогда права,
Как не стремятся многие из судей
Оправдывать ведение ее
Необходимостью, назначенною свыше.
Война не стоит все-таки того;
Должна цениться жизнь намного выше.
Однако гордость презирает всех,
Когда величие становится пределом
Мечтаний, и почувствовав успех,
Война уж кажется привычным, милым делом.
И миллионы умереть спешат
За императора. Они кричат натужно
Приветственные возгласы: «Виват!»
А он в величии им внемлет равнодушно.
Бесспорно, что велик Наполеон.
Но в нем живет, увы, недобрый гений;
Существовать уже не может он,
Без новых жертв, без крови, без сражений.
И вот все дальше, дальше на Восток
Его влечет судьбы могучий рок.
И он его не в силах избежать,
И должен Бог злодея покарать.
России серебристые снега
Уж ждут к себе с судьбою игрока.
Но не пошел тогда чрез Неман злой кумир
И с Александром заключил Тильзитский мир.
Сопровождая в этот день Багратиона,
Денис впервые увидал Наполеона:
Он был от Бонапарта в двух шагах,
Но дрожи не испытывал в ногах.
Их взгляды встретились. Могучий властелин
Был роста малого – совсем не исполин;
Давыдовский упрямый твердый взор
Его смутил, и прежний разговор
С царем продолжить поспешил Наполеон;
Никак не мог тогда представить он,
Какой смертельный нанесет удар
Его войскам сей маленький гусар.
Товарам Англии, кругом чиня преграды,
Наполеон Россию обязал
Придерживаться принципа блокады,
Тем самым с Швецией в войну ее ввязал.
И с Кульневым в передовом отряде
Давыдов опыт боевой приобретал.
Не думая, как прежде о награде,
Врага рубил, стрелял, конем топтал.
Уже тогда от маленьких отрядов
Денис увидел пользу наяву:
Враг, не успевши выпустить зарядов,
Сдавался в плен, склоняя голову.
Поход ледовый завершен со славой, –
Разбиты шведы, как и сотню лет назад,
Когда на бранном поле под Полтавой
Победу русский праздновал солдат.
Но отдыхать гусару не досуг,
И дым войны его завёт на юг,
В Молдавию, куда Багратион
Командовать войсками отряжен.
И в авангарде Кульнева опять
Давыдов продолжает воевать,
Гвардейский не снимая доломан,
Громя, на этот раз, орды осман.¹
Но год Двенадцатый вступил в свои права;
Грозой военной всё вокруг дышало;
Покрыта пылью придорожная трава,
И блеск штыков реки гладь отражала.
И чуя близкую для Родины беду,
В Ахтырский полк у франтов на виду,
Переведен самим Багратионом
Командовать гусарским батальоном.²
Прощай, червонный ментик, навсегда,
Мундир гвардейский золотом расшитый,
Но все ж не так он согревает в холода,
Как тот армейский, пулями пробитый.
И цвет коричневый Ахтырского полка
Милее сердцу воина-поэта,
Как в темноте для крохи-мотылька,
Горящий на столе источник света.

И вот чрез Неман наведя мосты,
Наполеон войска в Россию двинул,
Казачьи быстро смяв аванпосты,
Как коршун крылья – армии раскинул.
Стремившись русских по частям разбить,
Заставил их с боями отходить
К Смоленску, где Барклай с Багратионом
Сразятся, наконец, с Наполеоном.
Но был приказ Барклая отступать,
Смоленск врагу оставив после боя.
Багратион лишь мог негодовать:
«О, если бы моя была бы воля!»
Но он военному министру подчинен,
Хотя по званиям они равны друг другу;
«Так за какую же тогда заслугу
Царем Барклай-де-Толли возвышен?»
Когда согласия в командующих нет,
Войска теряют веру в свои силы,
И пусть Военный все решал совет,
Разлад в верхах доводит до могилы.
Но наконец-то ситуацию поняв,
И голосу народа все же вняв,
Главнокомандующим назначен был Кутузов,
И он прибыл к войскам, чтоб бить французов.
С полком Давыдов в арьергарде был;
Отход Багратиона прикрывая,
Улан Рожнецкого под Миром разгромил,
С Матвеем Платовым победу разделяя.
Ахтырские гусары молодцы!
Себя геройски в деле показали;
Но при Романове в резерве простояли,
Держа коней все время под уздцы.
Когда тяжелый под Салтановкой шел бой;
Когда стеной французы лезли в драку,
Когда повел Раевский за собой
Двух сыновей, полк, увлекая в контратаку,
Ахтырцы, выстроивши конные фаланги,
У Дашковки прикрыв пехоты фланги,
Драгун французских славно порубили
И честь гусар в бою не посрамили.
Но скоро ль будет все-таки дано
Наполеону генеральное сраженье?
Вдали уже видно Бородино,
Оно Дениса привело в волненье:
Родимый край! Где мальчиком играл
На том холме – там ставят батарею;
Вот в том лесу он ягоды искал,
А нынче выкопали близь него траншею.
Так штабом занят дом его отца;
Часть изб для укреплений разбирают,
Но дерзкий план созрел у молодца:
Пусть в тыл к врагу с отрядом посылают,
Где будет он обозы отбивать,
Коммуникации французов нарушая,
Команды фуражиров истреблять,
Подвоза продовольствия лишая.
«Ужо поплачется злодею Бонапарту»;
Но мало воинов Кутузов отрядил,
Багратион вручил Денису карту
И в трудный путь его благословил.
Так накануне Бородинской битвы,
С войсками вместе отслужив молитвы,
Казаков взяв, на поиск, через лес,
Ушел лихой отряд гусар-повес.¹
Жизнь партизанская всегда полна тревоги:
Ночлег под небом звездным, на снегу,
То, как охотники в засаде у берлоги,
Дороги стерегут на смерть врагу.
То транспорт с ружьями, то роту гренадеров
Захватят неожиданно врасплох
И в плен возьмут, то шайку мародеров…
Короче, результат не так уж плох.
Растет и множится Давыдова отряд
За счет крестьян, казаков и солдат,
И вот воистину народный командир
Снимает подполковничий мундир,
И свой коричневый гусарский доломан
Он на мужицкий заменил кафтан,
А вместо Анны образ Николая
Повесил, бороду при этом отпуская.²
Что за друзья! – В груди горит отвага:
Поручик Бекетов, штабс-ротмистр Бедряга,
Чеченский, Храповицкий и Попов,
Макаров, Ситников, Талаев, Мотылев.
А вахмистры: Шкляров, Колядка, Скрыпка, –
Всегда врага берущие в плен прытко;
И вахмистр³ ахтырцев Иванов –
Буян, но всё ж храбрец из храбрецов.
Мстят партизаны за сожженную Москву,
За гибель Кульнева, за смерть Багратиона;
В боях жестоких выместив тоску,
Чуть не схватили в плен Наполеона.
И как не был отряд Дениса ловок,
Но Старой гвардией повсюду окружен,
Без всякого вреда пробрался он,
Словно фрегат сквозь строй рыбачьих лодок.
Кутузов пользу партизанства оценив,
Стал отряжать всё новые отряды:
Сеславин, Фигнер, Дорохов, Орлов,
Вот то-то им французы будут рады.
Поднявшись вместе с армией за Русь,
Крестьяне тоже, между прочим, не плошали,
Так Курин, Стулов, Кожина, Самусь –
Свои в лесах отряды создавали.
И весь народ, поверив в свои силы,
В порыве чувства к стороне родной,
Поднял завоевателей на вилы
И вышвырнул их из Руси долой.
Снискав по праву славу партизана,
Давыдов без наград прошел войну,
Не подчинен ведь был он никому,
Но заслужил Георгья без обмана.⁴
И в заграничном доблестном походе
Денис полковник – позже генерал,
Ужо попортил кровь Винценгероде,⁵
Когда без спросу лихо Дрезден взял.
Командуя гусарскою бригадой,
Не раз в Европе он громил врага,
В Париж, с ахтырцами любимыми входя,
Он это лучшей посчитал наградой.