Полковник Константин Друцкий-Любецкий

Константин Друцкий-Любецкий был одним из наиболее выдающихся и известных кавалеристов II Речи Посполитой. Блестяще образованный, храбрый офицер, прекрасный знаток истории войн, автор нескольких учебников – вот далеко не все достоинства этого необыкновенного человека. Тем не менее, до сих пор не было написано ни одной подробной биографии полковника ни в Польше, ни за рубежом. Мы возьмём на себя смелость восполнить этот пробел.

Вероисповедания римско-католического, Константин-Мария-Иосиф родился 1 марта 1893 г.¹ в имении Порохонск² Пинского уезда Минской губернии в семье потомственных дворян той же губернии Иеронима и Марии (ур. Гётцендорф-Грабовской) Друцких-Любецких. Происходил он из старинного княжеского рода, восходившего к самому Рюрику. Наиболее известным его представителем был Франциск-Ксаверий Друцкий-Любецкий, министр финансов Царства Польского и член Государственного совета Российской Империи. Иероним Друцкий-Любецкий был прямым потомком брата Франциска-Ксаверия, и являлся одним из крупнейших землевладельцев и общественных деятелей Минской губернии. За ним и его супругой значились имения (по состоянию на 21 декабря 1917 г.): Новое Поле (Минский уезд Минской губернии), Катишин (Оршанский уезд Могилёвской губернии) – всего 3500 тыс. десятин земли, а также дом в Варшаве на ул. Хмельной, 34. Князь Иероним был членом совета Минского общества сельского хозяйства (1894-1919 гг.), а также директором его синдиката. Являлся одним из организаторов Минского земельного общества взаимного кредита. В марте 1905 г. вошёл в состав делегации Минского общества сельского хозяйства, выехавшей в Санкт-Петербург с петицией, в которой содержались требования расширения прав местного населения, прежде всего поляков. Представлял Минскую губернию на земском и городском съезде 1905 г. Входил в правление Минского коммерческого банка и Минского винокуренного общества. В апреле 1906 г. был избран депутатом в 1-ю Государственную Думу, а в 1909-1910 гг. был членом Государственного совета Российской Империи (избран съездом землевладельцев Минской губернии), где входил в Польское коло. Мать Константина Мария, была дочерью участника Январского восстания 1863 г. Адама Гётцендорф-Грабовского³. В доме Друцких-Любецких царил дух любви к Польше и преклонения перед её историческим прошлым, с которым они были неразрывно связаны.

Родители дали юному князю Константину блестящее образование – в 1907 г. в возрасте 14 лет он был определён в Императорское училище правоведения. Это было одно из наиболее престижных высших учебных заведений Российской империи, где готовили специалистов в сфере правоведения. Учёба разделялась на два курса – старший и младший. На младшем курсе, длившемся четыре года, использовалась гимназическая программа, но вместо греческого языка изучалось естествоведение. В данном заведении Константин Друцкий-Любецкий учился три года, т.е. до 1910 г., не окончив младшего курса⁴. Последний год младшего курса в 1910-11 гг. он учился уже в Александровском (бывшем Царскосельском) лицее в Санкт-Петербурге. Это было закрытое учебно-воспитательное заведение для детей российских потомственных дворян. Лицей был основан в 1810 году, и открыт год спустя в Царском Селе, а в 1843 году переведён в Санкт-Петербург и наименован «Александровским» в честь императора Александра I. Самым знаменитым его выпускником был великий русский поэт А.С. Пушкин. С 1848 г. Александровский лицей фактически давал высшее юридическое образование. На момент поступления Друцкого-Любецкого в лицей курс обучения в нём был разделён на шесть классов и длился шесть лет. Среди предметов, преподаваемых лицеистам, следует упомянуть: Закон Божий, логика, история, география, математика, физика, космография, русская словесность, история, история западной литературы, история церкви, история русского права, право: церковное, гражданское, уголовное, полицейское, финансовое и международное, статистика, политическая экономия, государственное устройство восточных держав. Особое внимание было уделено изучению иностранных языков. Лицеистам преподавали русский, французский, английский, и немецкий. Именно эти языки князь, уже будучи офицером Войска Польского, указывал в своих учётных документах. Прекрасное образование, полученное в Петербурге, впоследствии не раз будет отмечено начальством и коллегами князя.

Курс наук Александровского лицея Константин Друцкий-Любецкий окончил 29 мая 1914 г. (LXX выпуск)⁵. Чуть более месяца спустя он поступил на военную службу. Согласно поданному на Высочайшее имя прошению 1 июля 1914 г. он был зачислен рядовым на правах вольноопределяющегося в 1-ю Его Величества батарею Лейб-Гвардии Конной Артиллерии, квартировавшую в Санкт-Петербурге⁶. Однако мирная жизнь для князя, как и для всей России, вскоре была прервана объявлением войны Австро-Венгрией и Германией. Его Величества батарея была назначена в состав 1-й Армии генерал-адъютанта П.К. Ренненкампфа, в составе которой приняла участие в Восточно-Прусской операции Русской армии. Князь Друцкий-Любецкий в составе своей части 21 июля 1914 г. выехал на фронт по железной дороге⁷. Выгрузившись на станции Пильвишки, 1-я Его Величества батарея вошла в состав 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии. Своё боевое крещение вольноопределяющийся Друцкий-Любецкий принял, скорее всего, вместе с прочими чинами батареи 30 июля 1914 г. у самой государственной границы, к северу от Вержболово. В тот день орудия батареи стояли на замаскированной позиции, однако вскоре были обнаружены немцами, тотчас же открывшими по ней шквальный огонь. Гвардейские конно-артиллеристы открыли ответный огонь и, как вспоминал более полувека спустя подпоручик Александр Сергеевич Гершельман 5-й, «батарея не смотря на сильнейший обстрел, не прекращала огня ни на минуту, действуя против частей немцев, маневрирующих за границей»⁸. Бой стих лишь к вечеру. После вержболовского боя последовали следующие сражения: в августе занятие д. Пиллькален в Восточной Пруссии, бои под Ширвиндтом и Каушеном, бои у дер. Абшванген, Мюленен, Мацкова-Руда в Августовских лесах. За отличия в боях с неприятелем князь Друцкий-Любецкий 17 сентября 1914 г. был произведен в унтер-офицерское звание⁹.

В конце сентября 1914 г., когда 1-я Его Величества батарея Лейб-Гвардии Конной Артиллерии вела бои в районе Ширвиндт-Владиславов, вольноопределяющийся князь Константин Друцкий-Любецкий 29 сентября был командирован в Петроград для сдачи экзаменов на офицерский чин. Однако он выбрал для себя продолжение службы не в артиллерии, а в кавалерии. После подготовки к экзаменам, проходившей с 1 октября по 10 ноября 1914 г., он успешно сдал их при Николаевском кавалерийском училище по программе мирного времени¹⁰.

Во время своего пребывания в Петрограде князь Друцкий-Любецкий вынашивал идею вступления в ряды польских национальных частей, формировавшихся в то время при Русской армии. Пользуясь влиянием отца, он присутствовал на заседаниях поляков – членов Государственного совета и депутатов Государственной думы, посвящённых вопросу формирования т.н. «Пулавского легиона». Юный князь пытался убедить своих влиятельных соотечественников в необходимости поддержать идею формирования польских национальных частей при Русской армии. Однако те отрицательно отнеслись к данной идее в целом, утверждая, что это только вредит польскому делу, и для «блага края» решили оставить всё как есть¹¹.

Высочайшим приказом от 20 декабря 1914 г. князь Друцкий-Любецкий был произведен в корнеты со старшинством с 6 августа 1913 г. в 17-й драгунский Нижегородский Его Величества полк, входивший в состав 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии. После двухнедельного отпуска, он уехал из Петрограда к своему полку, куда прибыл и был зачислен в списки 3-го эскадрона 12 января 1915 г.¹²

Нижегородские драгуны были полком поистине легендарным – столько наград не заслужила ни одна часть Русской армии. Имевший старшинство с 8 сентября 1701 г., Нижегородский драгунский полк участвовал в войнах со шведами, пруссаками и турками. Но своё имя он прославил на Кавказе – именно там драгуны заслужили, среди прочих знаков отличия, награду дотоле не виданную в Русской армии – Широкие Георгиевские ленты на Георгиевский Штандарт с надписью: «За дело при Бегли-Ахмет? 18-го Мая и за сраженія 2-го и 3-го Октября 1877 года на Орлокскихъ и Аладжинскихъ высотахъ». Всего же в 1914 г. 17-й драгунский Нижегородский Его Величества полк имел следующие, помимо указанных лент, награды:
- Юбилейный Георгиевский Штандарт с надписью: «За отличіе, оказанное въ Персидскую войну 1826, 1827, 1828 гг., за отличные подвиги въ Чечне въ 1851 г. и въ сраженіи при Кюрукъ-Дара 24 Іюля 1854 г.» и «1701—1901», с Александровскими юбилейными лентами. Пожалован 8 сентября 1901 г. в честь 200-летнего юбилея полка;
- Знаки на головные уборы с надписью: «За отличiе». Пожалованы 22 сентября 1830 г. за подвиги в войне с Персией и Турцией 1826-29 гг.;
- 17 Георгиевских труб с надписью: «За отличныя подвиги при пораженіи 36.000 Турецкаго Корпуса на Башъ-Кадыкларскихъ высотахъ 19 Ноября 1853 года». Пожалованы 21 января 1854 г.;
- Петлицы «за военное отличие» на мундиры штаб- и обер-офицеров. Пожалованы 10 октября 1854 г. за отличие в Турецкую войну;
- Петлицы «за военное отличие» на мундиры нижних чинов из шерстяного басона, по образцу ленты ордена св. Георгия. Пожалованы 21 августа 1864 г. за отличие в Кавказскую войну.

Кроме этого, Нижегородских драгун выделяла особая форма одежды: драгунские шапки азиатского образца, газыри на мундирах и малиновые лампасы на шароварах, а также шашки азиатского образца, пожалованные в царствование императора Николая I. Последние два отличия офицеры и драгуны носили и при полевой форме одежды. Следует отметить также интересную деталь: в Нижегородском драгунском полку нёс службу во время своей ссылки на Кавказ великий поэт – Михаил Юрьевич Лермонтов.

В январе 1915 г. Нижегородские драгуны, как и вся Кавказская кавалерийская дивизия, располагались в окрестностях г. Елисаветполь. Затем походным порядком она перешла в Ахалкалу, а позже в армянские села к г. Александрополю, где и оставалась до поздней весны 1915 г.¹³. Вместе с полком эти движения совершал и корнет князь Друцкий-Любецкий. Его полковой товарищ П.В. Ден, бывший командир 3-го эскадрона, прибывший к драгунам на станции Акстафа 11 февраля 1915 г. вспоминал: «Приехав вечером, я застал эскадроны, расположенными верстах в 3 от станции и переночевал в помещении офицеров 3-го эскадрона. Кроме меня были: Жихор, Лявданский (Станислав, поляк – М.Ч.) и новый офицер, прапорщик князь Друцкий-Любецкий»¹⁴.

После пребывания в российской Армении в последних днях апреля 1915 г. корнет князь Друцкий-Любецкий вместе с Кавказской кавалерийской дивизией выступил по направлению к границе Персии – вначале походным порядком до Александрополя, а затем по железной дороге до Джульфы. Так начался конный рейд отряда генерал-лейтенанта Шарпантье. Операция была предпринята по инициативе командующего Кавказской армией генерала от инфантерии Н. Н. Юденича, для облегчения положения Азербайджанского отряда, который вел борьбу с турецкими войсками и племенами курдов. Юденич справедливо полагал, что «появление внушительной массы регулярной конницы среди воинственных курдских племен, её стройное и бесконечное движение – произведут сильное впечатление на полудикарей», заставив их надолго отказаться от враждебных действий против России, а также помогут быстрее очистить район озера Урмия от турок. Отряд Шарпантье должен пройти вокруг озера от Тавриза до Урмии, произвести впечатление на жителей, а в случае сопротивления наносить необходимые удары. Для выполнения конного рейда были назначены Кавказская кавалерийская дивизия генерал-лейтенанта Шарпантье, получавшего общее командование отрядом, и 3-я Забайкальская казачья бригада генерал-майора К. Н. Стояновского, перевезенная по железной дороге из Карса в Джульфу, а затем пришедшая в Тавриз. 6 мая конный отряд Шарпантье в составе 36 эскадронов и сотен, 12 горных, 10 конных орудий, 8 пулеметов, сосредоточилась в Тавризе. Там части простояли до 10 мая, занимаясь организацией верблюжьего транспорта для подвоза патронов, поскольку почти весь колесный обоз остался в тылу¹⁵ .

Рейд окончился блестящим успехом, и поставленная задача была полностью выполнена. После этого Н.Н. Юденич приказал перебросить конный отряд Шарпантье в состав 4-го Кавказского корпуса в район Вана, куда прибыл 5(6) июня 1915 г. Оттуда он 10 числа выступил вдоль восточного и северного берега озера Ван и 13-го прибыл в г. Адильджеваз. На пути от Дильмана не было ни одного столкновения с курдами¹⁶.

После окончания 800-вёрстного рейда К.И. Друцкий-Любецкий в рядах 17-го драгунского Нижегородского полка участвовал в Алашкертской операции 4-го Кавказского корпуса против наступления 3-й турецкой армии до конца июля 1915 г., после чего последовало относительное затишье. С 8 по 22 августа 1915 г. корнет князь Друцкий-Любецкий, в отсутствие ротмистра М.И. Жихора, временно командовал 3-м эскадроном Нижегородского полка. Осенью того года отличия князя в боях против турок во время рейда отряда генерала Шарпантье и прочих акциях были вознаграждены – 8 октября он был награждён орденом Св. Анны 4 ст. с надписью «За храбрость» (Приказ Кавказской армии за № 113; награда Высочайше утверждена 3 декабря 1916 г.), а 18 ноября – орденом Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом (Приказ Кавказской армии за № 170; награда Высочайше утверждена 10 января 1917 г.)¹⁷.

В конце октября 1915 г. Кавказская кавалерийская дивизия прибыла с Кавказа в г. Балта Подольской губернии. Здесь 10 ноября смотр частям дивизии осуществил Августейший шеф Нижегородцев Николай II с Наследником. До 18 ноября вся Кавказская кавалерийская дивизия находилась в окрестностях Балты, а затем получила приказание оставить свое место стоянки и двигаться к границе с Австрией. 11 декабря её части перешли границу и двинулись вглубь Австрии, но потом получили распоряжение возвратиться на свою прежнюю стоянку к Проскурову. После этого дивизия по железной дороге отправилась на Кавказ. Но корнет князь Друцкий-Любецкий остался на европейском театре военных действий – 22 декабря 1915 г. он прибыл в 12-й гусарский Ахтырский генерала Дениса Давыдова, ныне Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны полк, входивший в состав 2-й бригады 12-й кавалерийской дивизии¹⁸. С чем был связан уход Друцкого-Любецкого из рядов Нижегородских драгун нам, к сожалению, выяснить не удалось. Возможно, он с трудом переносил тяжёлый климат Малой Азии.

Ахтырские гусары были одним из старейших и наиболее прославленных полков Русской Императорской конницы. Основанный при царе Алексее Михайловиче и имевший официальное старшинство с 27 июня 1651 г., в 1914 г. полк имел следующие награды:
- Юбилейный Георгиевский Штандарт с надписью: «Въ воздаяніе отличнаго мужества и храбрости, оказанныхъ въ благополучно оконченную кампанію 1814 года» и «1651-1851» с Александровской юбилейной лентой. Пожалован 27 июля 1851 г. в честь 200-летнего юбилея полка;
- 19 серебряных труб с надписью: «Ахтырскому полку за отличіе при пораженіи и изгнаніи неприятеля изъ пределовъ Россіи 1812 года»;
-21 Георгиевская труба без надписи;
- Знаки на шапки с надписью: «3а отличіе 14 Августа 1813 года»;
- Гусарские шнуры гвардейского образца на доломаны штаб и обер-офицеров.

1916 г. ознаменовался для Ахтырского гусарского полка участием в славном Брусиловском прорыве в мае-июне. Затем полк в составе дивизии был переброшен на Румынский фронт. Здесь 20 ноября 1916 г. Высочайшим приказом корнет Друцкий-Любецкий был переведен на службу в 12-й гусарский Ахтырский полк и был исключён из списков Нижегородских драгун. Следует отметить, что князь неоднократно участвовал в разведках, проводимых Ахтырцами. В одной из таких пеших разведок, 16 декабря в районе деревни Герестреу в долине реки Путна он был ранен ружейной пулей, и в тот же день был эвакуирован в тыл в г. Киев для лечения (приказ по полку № 375 §3). В полк корнет Друцкий-Любецкий вернулся два месяца спустя, 21 февраля 1917 г.¹⁹. Вскоре произошла Февральская революция – Николай II отрёкся от престола. Пришедшее к власти Временное правительство провозгласило внутриполитический курс на самоопределение народов, чем воспользовались, среди прочих, и офицеры-поляки 12-й кавалерийской дивизии. В полках образовались союзы военных поляков. В Ахтырских гусарах такой союз возглавил корнет Казимир Плисовский, во главе же дивизионного союза встал его старший брат, командующий 2-м эскадроном Ахтырского полка, штабс-ротмистр Константин Плисовский²⁰. Помимо национальных, в полках формировались и войсковые комитеты, явившиеся плодом Февральской революции, и фактически принявшие всю полноту власти в частях. 8 апреля 1917 г. корнет князь Друцкий-Любецкий был избран членом полкового комитета 12-го гусарского Ахтырского полка, что свидетельствовало о любви и уважению к нему со стороны товарищей-офицеров и нижних чинов-гусар во время революционной анархии, когда случаи расправы с офицерами не были редкостью²¹.

Тем временем, корнет князь Друцкий-Любецкий, вместе с другими офицерами-поляками продолжал нести службу в рядах Ахтырских гусар на Румынском фронте. Приказом по полку № 158 с 25 мая 1917 г. он временно принял командование 1-м эскадроном полка, которым командовал до последних чисел декабря, т.е. до момента оставления рядов полка. Приказом по IV армии от 7 июня 1917 г. за № 4785 за отличия, оказанные в делах с неприятелем он был награждён орденом Св. Станислава 2 ст. с мечами. Кроме того, за время службы в офицерском чине в Русской армии князь был представлен к награждению Георгиевским оружием²².

Октябрьский переворот 1917 г. застает Ахтырский гусарский полк в селе Сенжирей в районе города Бельцы (Бессарабия), где тот находился на отдыхе после арьергардных боев на южной оконечности Румынского фронта, на Буковине. По причине начавшихся беспорядков, во исполнение приказа по дивизии, назначенной для занятия гарнизоном Одессы, Вознесенска, Ананьева, гусары эшелонами с 20 по 26 октября были переброшены по железной дороге в Одессу и расположились по квартирам в селе Усатов. В самом городе гусары, в большинстве своём сохранившими дисциплину, заняли караулами присутственные места и пункты, внушавшие наибольшее опасение в смысле возникновения беспорядков²³. Как вспоминал впоследствии один из офицеров Ахтырского полка, дисциплина сохранялась во многом благодаря тому, что председателями полкового комитета по очереди избирались командиры эскадронов, пользовавшиеся авторитетом в полку. Об этом свидетельствовало награждение их солдатскими Георгиевскими крестами с лавровой ветвью. Среди прочих, такую награду получил командир 2-го эскадрона ротмистр Константин Плисовский – приказом по 12-й кавалерийской дивизии от 17 ноября 1917 г. за № 243 он был награждён Георгиевским крестом 4-й ст. за № 071218.Тем же приказом такую же награду за № 071221 «за мужество и храбрость, оказанные в бою с неприятелем» получил и командующий 1-м эскадроном полка корнет князь Друцкий-Любецкий, которого во всём полку считали «отменно храбрым офицером»²⁴.

Тем временем Константин Плисовский активно боролся за выделение офицеров и солдат-поляков из рядов 12-й кавалерийской дивизии с Румчеродом²⁵, чинившему тому всяческие препятствия. Тогда Плисовский обратился за помощью к командующему войсками Одесского военного округа генерал-майору Георгию Ивановичу Елчанинову (бывшему командиру 12-го гусарского Ахтырского полка) за помощью. В то же время военным полякам стало известно о формировании генерал-лейтенантом И.Р. Довбор-Мусницким I Польского корпуса в Беларуси. Для установления связи со штабом корпуса в ноябре из Одессы в Минск был командирован из Ахтырского полка корнет князь Друцкий-Любецкий. В его задачу также входило получить от исполняющего обязанности Верховного Главнокомандующего генерал-лейтенанта Н.Н.Духонина разрешение на выделение поляков из рядов Ахтырских гусар, т.к. без него командир полка и комитеты сделать этого не позволяли. По дороге в Гомеле князь был арестован революционными матросами, однако ему удалось сбежать и благополучно добраться до Минска. Поставленную задачу Друцкий-Любецкий выполнил, о чём он доложил по возвращении в Одессу ротмистру Плисовскому. Князь привёз приказ, согласно которому из поляков 12-й кавалерийской дивизии должен был быть сформирован эскадрон, которому предстояло войти в состав 3-го Польского уланского полка I Польского корпуса²⁶.

В декабре 1917 г. в Одессу прибыл командир 3-го Польского уланского полка полковник Сигизмунд Лэмпицкий, который провёл смотр польского взвода, выделенного из рядов Ахтырских гусар, т.к. другие регулярные полки 12-й кавалерийской дивизии располагались на большем удалении от города. Полковник остался доволен результатами смотра, и принял будущий польский эскадрон, который должен формироваться из поляков, служивших в полках 12-й кавалерийской дивизии, в качестве 4-го эскадрона вверенного ему полка. Согласно дополнению к послужному списку корнета Друцкого-Любецкого, он был зачислен младшим офицером 4-го эскадрона 3-го Польского уланского полка 6 декабря 1917 г. Тем не менее, на следующий день, т.е. 7 декабря ему было выдано удостоверение за № 8935 за подписью командира 12-го гусарского Ахтырского полка полковника принца Мансура Мирзы Каджара о том, что он действительно являлся корнетом данного полка²⁷. По всей видимости, из-за всеобщей анархии, приказ о переводе в ряды польских улан попросту не дошёл до Ахтырских гусар.

В 20-х числах декабря началась украинизация 12-го гусарского Ахтырского полка, что позволило беспрепятственно покидать полк всем, кто не желал далее продолжать службу. Воспользовавшись этим, а также помощью генерал-майора Елчанинова, Константин Плисовский выделил конно и оружно офицеров и солдат-поляков из Ахтырского полка, а также разослал приказы в другие полки дивизии о немедленном оставлении мест расквартирования и выдвижении к месту сбора польского эскадрона в г. Ананьев. 26 (по другим данным – 27) декабря 1917 г., получив предварительно необходимые документы о прохождении службы, братья Константин и Казимир Плисовские, а также корнет князь Друцкий-Любецкий навсегда оставили ряды славных Ахтырских гусар, выступив в г. Ананьев²⁸. Пункт назначения поляки достигли в четыре перехода, застав там польский взвод, выделенный из 12-го уланского Белгородского полка. Польский же взвод из 12-го драгунского Стародубовского полка прибыл спустя пару дней. В Ананьеве из поляков, выделенных из 12-й кавалерийской дивизии, а также из 4-го Заамурского конного полка, был сформирован 4-й эскадрон 3-го Польского уланского полка под командованием ротмистра Константина Плисовского. Корнет князь Друцкий-Дюбецкий возглавил его 1-й взвод, который, по словам Казимира Плисовского, выгодно отличался во всех смыслах от всех прочих²⁹. Первоначально, согласно предписаниям полковника Лэмпицкого, эскадрон должен был отправиться в расположение I Польского корпуса по железной дороге. Однако ротмистр Плисовский, трезво взвесив сложившуюся ситуацию, справедливо рассудил, что это невозможно по причине большого скопления большевистских войск на железнодорожных станциях, и что единственный выход – двигаться на соединение с частями Довбор-Мусницкого походным порядком. Этот беспрецедентный, длиною более тысячи вёрст, марш польские уланы совершили в полтора месяца, и 3(по другим данным – 4 марта) 1918 г. прибыли в Бобруйск, где их встретил лично командир корпуса генерал-лейтенант И.Р. Довбор-Мусницкий. Во время марша особенно отличился князь Друцкий-Любецкий. К примеру, подойдя к железнодорожной линии Киев-Фастов, польский эскадрон оказался в районе с высокой концентрацией большевистских войск. Князь у села и станции Кожанка был выслан со взводом с целью осуществления прикрытия прохода эскадрона и обеспечения его дальнейшего движения на север. Поставленную задачу он выполнил блестяще, умело маневрируя и контратакуя превосходящие силы неприятеля³⁰. За «принятие участия в боях с большевиками <...>во время перехода из Одессы в Бобруйск и за оказанное в них мужество» приказом I Польскому корпусу от 28 мая 1918 г. за № 254 §1 князь Друцкий-Любецкий был награждён первым почётным знаком (амарантовой ленточкой). Об этом было объявлено в приказе 3-му Польскому уланскому полку от 6 июня 1918 г. за № 115. Впоследствии, 15 июня 1922 г. почётный знак был заменён на Крест Храбрых (распоряжение Военного министра Казимира Соснковского)³¹.

Юзеф Довбор-Мусницкий, справедливо полагая, что он как командир корпуса не имел права на производство офицеров в следующие чины, созвал комиссию, целью которой было установление права офицеров на производство. На основании приказа I Польскому корпусу за № 566 за корнетом Друцким-Любецким было признано право на производство в чин поручика со старшинством военного времени с 12 октября 1915 г., и в чин подротмистра (штабс-ротмистра) со старшинством мирного времени с 1 июня 1914 г.

Корнет Друцкий-Любецкий в дальнейшем продолжал нести службу в рядах 4-го эскадрона 3-го уланского полка вплоть до 3 июля 1918 г., когда вследствие демобилизации корпуса был уволен со службы. В отличие от братьев Плисовских, отправившихся на Кубань продолжать борьбу с большевиками в рядах польских войск генерала Желиговского, Константин Друцкий-Любецкий остался, как свидетельствуют документы, в селе под Минском³². Скорее всего, он находился в имении родителей «Новое Поле».

Осенью 1918 г. поражение в войне Центральных держав стало очевидным. Польское население Инфлянт, Минщины, Гродненщины и Виленщины, всё ещё находившиеся под немецкой оккупацией, начало формирование отрядов местной самообороны с целью не допустить занятия этих земель большевиками. Однако сформировать такие отряды удалось лишь на Виленщине. В декабре все польские отряды были сконцентрированы вокруг Вильно, чтобы очистить город от немцев. 22 декабря конные отряды самообороны объединились в имении Антония Александровича «Поспешка», а 27 декабря приняли название 1-го уланского Виленского полка. Новообразованный полк состоял из двух строевых эскадронов, пулемётной и конно-сапёрной команд. За образец была взята организация кавалерии Русской армии. Большинство офицеров и улан также имело «русское происхождение». 28 декабря 1918 г. полк занял бывшие казармы 3-го Донского казачьего полка на Антоколе в Вильно, куда из Ошмянского уезда прибыли отряды поручика Ромуальда Станкевича и подпоручика Николая Просинского. Эти отряды, пополненные добровольцами из Вильно, были включены в состав полка в качестве 3-го эскадрона. В тот же день к полку присоединился и Константин Друцкий-Любецкий, за которым было признано право на производство в чин ротмистра³³. Позднее вступление князя в ряды Виленской самообороны объяснялось тем, что он тяжело и долго болел гриппом. В 1-м уланском Виленском полку Друцкий-Любецкий встал во главе 3-го эскадрона³⁴.

Немцы оставили восточную часть Вильно поздно вечером 31 декабря 1918 г. Местные коммунисты, в ожидании скорого подхода большевистских войск, попытались силой оружия захватить власть в городе. После боя, длившегося целую ночь с 31 декабря на 1 января, почти всем городом овладели поляки. Большевики же забаррикадировались на ул. Вроньей, где держались два дня. Тем временем, до поляков доходят известие о приближении к Вильне со стороны Новой Вилейки и Неменчина численно превосходящих сил большевиков. 3 января полк Виленских улан под командой ротмистра Владислава Домбровского выступил навстречу неприятелю, подступающему к городу со стороны Новой Вилейки. Однако большевики вынудили улан отступить к самому Вильно, и бои развернулись уже на городских улицах. Видя невозможность дальнейшей обороны города, ротмистр князь Друцкий-Любецкий, вместе с уланами вечером 5 января 1919 г. оставил город. Одновременно с ними на автомобиле Вильно покинул и генерал Владислав Вейтко, командующий Самообороной Литвы и Беларуси. К сожалению, он вскоре попал в руки немцев, где был вынужден подписать с ними соглашение, согласно которому все польские части должны были сложить оружие. Перед ротмистром Домбровским встал очень тяжёлый выбор – либо, повинуясь приказу, сложить оружие, либо ослушаться его, и пробиваться с оружием в руках на соединение с частями Войска Польского. Мнения офицеров разделились. Сам же командир полка, повинуясь зову сердца, выбрал второй вариант. Ротмистр Друцкий-Любецкий горячо поддержал Домбровского. В результате, уланский полк (поступивший под команду брата Владислава Ежи Домбровского) и небольшой отряд пехоты сформировали отряд под командованием Владислава Домбровского. Этот отряд выступил 6 января 1919 г. из с. Белая Вака по маршруту Попишки – Рудники – Эйшишки – Заболоть – Новый Двор и 12 января расположился в с. Озёры. С 7 января уланским полком временно командовал ротмистр Друцкий-Любецкий, т.к. командир отряда Владислав Домбровский заболел, и командование отрядом временно принял его брат Ежи³⁵. В Озёрах 17 января больной Владислав Домбровский подписал соглашение с немецкой 10-й армией, а сам выехал в Варшаву.Согласно данному документу, обе стороны обязались сохранять нейтралитет по отношению друг к другу. Кроме того, немцы позволили лечить в своих госпиталях больных из отряда Домбровского, а затем обеспечивать их возвращение. После подписания соглашения, Ежи Домбровский через Острино и Топилишки 18 января привёл отряд в деревню Орля, где тот расположился на недельный отдых. Время постоя было использовано для приведения в порядок обмундирования и снаряжения, распределения по эскадронам прибывшего пополнения, а также учениям. Наконец, 26 января отряд Домбровского переправился через Неман, и после ряда успешных боёв с большевиками, занял 30 января Пружану. В тот же день ротмистр Друцкий-Любецкий был назначен заместителем командира уланского полка по строевой части³⁶. В Пружане 3 февраля к отряду вернулся Владислав Домбровский, произведённый в майоры. Тем временем, шли переговоры между поляками, немцами и украинцами, были достигнуты определённые договорённости, но на практике не соблюдавшиеся сторонами. В результате, 5 февраля 1919 г. ротмистр князь Друцкий-Любецкий с уланами, под командой ротмистра Ежи Домбровского выступил к Линово, где у украинцев были отбиты богатые запасы подрывных материалов, снарядов, а также целый понтонный парк³⁷. Через пару дней в Жабинке были захвачены ещё более богатые склады, чем в Линово, но самое главное – отряд майора Домбровского наконец-то встретился с передовыми частями Войска Польского в нескольких верстах от Бреста над Бугом. В самом городе уланам пришлось бороться с бандами немецких мародёров, грабивших население. В течение февраля – апреля 1919 г. уланам майора Домбровского, переименованным к тому времени в «Дивизион Виленской конницы» довелось участвовать в боях с неприятелем в различных местностях, в т.ч. в рейде на Барановичи. В этих боях участвовал, хотя и с перерывами, ротмистр князь Друцкий-Любецкий. 25 мая 1919 г. Дивизион, а также весь отряд майора Домбровского был отведён на месячный отдых в район Лиды. В июне по приказу Главного Командования отряд был расформирован – уланский дивизион был переименован в 13-й уланский полк. Автор истории 13-го уланского Виленского полка Станислав Александрович указывает, что 19 июня 1919 г. был издан приказ о сформировании 4-й эскадрона полка, вверявшийся ротмистру Друцкому-Любецкому, а 25 числа вышел приказ о сформировании запасного эскадрона. В данный эскадрон в качестве инструкторов направлялись офицеры и бывалые уланы полка. В их число попал и князь Друцкий-Любецкий. В конце июня он, в числе прочих, выехал к месту расквартирования запасного эскадрона в г. Гродно.В действующий полк, занимавший участок «Каэтанов» на Березине он вернулся лишь 28 декабря 1919 г. Он прибыл вместе с маршевым эскадроном силою в 100 сабель, получившим номер 4-й³⁸.

13-й уланский полк 15 января 1920 г. был переведен в Вильно, а новоприбывший 4-й эскадрон был придан 2-й Литовско-Белорусской дивизии, и нёс службу на границе с Литвой около м. Меречь до конца февраля месяца. В конце апреля весь полк был переброшен для несения службы на демаркационной линии с литвинами в районе Поширвинце. В мае месяце началось советское наступление, и ротмистру Друцкому-Любецкому вновь довелось нести боевую службу в качестве командира 3-го эскадрона 13-го уланского полка. По железной дороге уланы были переброшены из Вильно на театр боевых действий, где в составе группы полковника Станислава Малаховского приняли участие в контрнаступлении на Березине и Ауте, после чего до 4 июля 1920 г. занимали участок у Дисны под Белым Болотом. Во время этих боёв особо отличился ротмистр Друцкий-Любецкий, за что 25 августа 1921 г. командиром полка подполковником Мстиславом Буткевичем был представлен к Кресту Храбрых: «В 1920 году во время боёв под Дисной, 3-й эскадрон под командованием ротмистра Друцкого-Любецкого получил приказ установить связь с конной бригадой полк.Белины.

В ночь с 18 на 19 июня в селе Пруды ротм. Друцкий-Любецкий, обманутый крестьянами, наткнулся на расквартированный там батальон неприятельской пехоты. Не теряя хладнокровия, ротм. Друцкий-Любецкий лично рукоятью револьвера свалил часового, захватил батальонного адъютанта, после чего вывел эскадрон из села без потерь, стремясь далее для установления связи и выполнение своего задания». За это в 1921 г. он был награждён Крестом Храбрых № 15166 (дополнение к приказу Войскам Срединной Литвы № 23/21)³⁹.

В июле 1920 г. началось второе наступление большевиков, в результате которого ротмистр Друцкий-Любецкий вместе со своими уланами был вынужден отступать, постоянно находясь в арьергарде. Далее последовали бои над Неманом, под Соколкой, а 25 июля уланы сражались под Яновым против 3-го кавалерийского корпуса Г. Гая, чем ненадолго задержали его продвижение вперёд. В ходе дальнейшего отступления 13-й уланский полк имел стычки с неприятелем под Кнышином, Осовцом и Тыкочином, и до 14 августа сражался над Наревом, отходя в направлении Зегжа и Яблонной. После непродолжительного отдыха, 13-й уланский полк участвовал в польском контрнаступлении под Варшавой, начатом 16 августа 1920 г. 23 августа уланы встали под Ломжей, где пробыли до 10 сентября. В это время декретом Главнокомандующего Юзефа Пилсудского L. 227 от 27 августа 1920 г. Константин Друцкий-Любецкий был утверждён в чине ротмистра со старшинством с 1 апреля того же года⁴⁰.

12 сентября 1920 г. 13-й уланский полк выехал по железной дороге в Соколку, а 28 числа получил приказ преследовать неприятеля, разбитого над Неманом. Уланы преследовали большевиков по маршруту: Индура, Лунно, Желудок, Новогрудек, а затем вошли в состав II конной бригады полковника Стефана Стржеменского, которая, в свою очередь, вошла в состав оперативной группы конницы полковника Адама Наленьч-Неневского. Польская конница, действуя в направлении на Минск-Литовский, 3 октября 1920 г. заняла Койданов. Вечером того же дня 3-й эскадрон 13-го уланского полка под командованием ротмистра Друцкого-Любецкого выступил на разведку по направлению к Минску. Его действия в последующие два дня принесли ему орден «Виртути Милитари» V кл. Детали подвига ротмистра изложил в представлении врид командира полка полковник Терентий О’Бриен де Ласси 26 апреля 1921 г.:

«В ночь с 4 октября 1920 г. ротм. Друцкий-Любецкий, будучи командиром 3-го эск. 13 ул. Виленского п., получил приказ преследовать подходящих большевиков вдоль тракта Койданов-Гричин-Минск, после занятия Койданова и, в случае возможного продвижения Группы⁴¹, быть её авангардом. С целью выполнения этого задания ротм. Друцкий-Любецкий выступил в ночь с 4-го на 5-е и прибыл в село Гричин, откуда после пару часового отдыха и, выслав рапорт, вышел с эскадроном 5-го на рассвете по тракту на Минск. Под селом Прилуки, узнав от флангового охранения своего эскадрона о движении туда обоза, под прикрытием 2-х батальонов большевицкой пехоты, несмотря на сильный винтовочный и пулемётный огонь – захватывает в атаке обоз и многочисленных пленных, сам потеряв ранеными и убитыми подпор. Красовского⁴² (убит) и 4-х улан. Отправив добычу в полк, он идёт далее, помня о своей главной задаче. После непрерывных, тяжёлых боёв во время этого марша между подходящими со всех сторон большевиками, он подходит непосредственно к селу Лошица, в котором сталкивается с сильным сопротивлением с хорошо укреплённой позиции. Отлично ориентируясь в ситуации, ротм. Друцкий-Любецкий, спешив эскадрон, во главе него атакует село, несмотря на сильный огонь врага, а также на постоянное подкрепление его прибывающими частями коммунистов, захватывает село, которое в случае подхода Конной Группы было бы главным препятствием при развёртывании в боевой порядок для атаки Минска, а также благодаря своему положению было бы лучшим укрытием для коневодов. После захвата села и после соединения с Техническим эскадроном под командованием ротм. Михневича-Гетмана, который, получив свою задачу, прибыл в это время в Лошицу. Не давая времени неприятелю на то, чтобы прийти в себя, по собственной инициативе[,] совместно с Техническим эскадроном атаковал станцию, внося панику в массу большевиков, находящихся на станции Минск-Александровский и дезорганизацию в эвакуацию огромных складов, находящихся в том месте. Сам руководил боями в предместьях Минска, которые захватил, сражаясь лично за каждый дом[,] и не обращая внимания на непрекращающиеся неприятельские контратаки и[,] давая тем самым Техническому эскадрону выполнить свою задачу, прикрывая его от Минска. Для более детального изучения ситуации[,] а также для доклада командованию о действительном состоянии дел на местности перед позицией пехоты, неоднократно пересекает эту местность, повторно атакуя Минск. Следствием этого налёта было перенесение оборонительной линии пехоты на демаркационную линию, а также дезориентация большевиков и внесения беспорядка в их отступление, что принесло многочисленные трофеи пленными и обозами в последовавшем преследовании на Долгинов. После этого разъезды из Койданова доложили, что после ожесточённых боёв в том районе Конная Группа оставила Койданов и отошла за Неман, ожидая контратаки большевиков. Этим отходом Группы кавалерии эскадроны оказались полностью отрезанными от передовых частей В.[ойска] П.[ольского,] и в чрезвычайно трудных условиях должны были пробиваться через неприятельские массы[,] и только благодаря исключительному ориентированию на местности, хладнокровию и отваге ротм. Друцкого-Любецкого, эск. был им выведен и проскользнул между массами большевиков[,] присоединившись к полку»⁴³. Как мы видим, прекрасное знание Минска и его окрестностей Друцким-Любецким спасло от гибели не только его самого, но и два эскадрона. Свидетелями блестящего подвига князя стали: упомянутый выше ротмистр Николай Михневич-Гетман, вахмистр Трусевич, и старший улан Чярноский. Декретом Главнокомандующего Юзефа Пилсудского от 29 октября 1921 г. ротмистр князь Константин Друцкий-Любецкий был награждён орденом «Виртути Милитари» V кл. за № 3535⁴⁴.

В ночь с 4 на 5 октября Оперативная Конная Группа действительно отошла к линии р. Неман у Столбцов, где расположилась на отдых. 3-й же и технический эскадроны отошли ещё далее на запад к Миру. Там, встретившись с частями польской кавалерии, они действовали на Раков, Радошковичи, и Долгинов. К полку эскадроны ротмистров Друцкого-Любецкого и Михневича-Гетмана присоединились лишь вечером 27 октября 1920 г. в м. Позельве в Литве⁴⁵. На основании приказа Пилсудского от 7 октября 13-й уланский полк был подчинён 3-й дивизии Пехоты Легионов и направлен на север для боёв с новым противником – Литвой. Виленские уланы вошли в состав войск марионеточного государства «Срединная Литва», находившихся под командой генерала Люциана Желиговского. В течение 28 и 29 октября Виленские уланы сражались в пешем строю с превосходящими силами неприятеля, постепенно отходя в сторону м. Гедройце, где располагалась польская пехота. За отличия в эти дни 20 июля 1922 г. князь Друцкий-Любецкий был представлен к Кресту Заслуги Срединной Литвы: «Когда в ночь с 29 на 30 октября 1920 г. 3-й эскадрон внезапно подвергся нападению, не сумел подготовиться к обороне, ротм. Друцкий Любецкий благодаря своей энергии и личной отваге, не смотря на сильный огонь в селе, собрал горстку улан с которой свёл на нет попытку завладеть лошадьми и имуществом эскадрона, и дал возможность вывести [их,]постоянно отстреливаясь от наступающих литовцев». Князь получил данную награду за № 847 16 октября 1923 г. (приказ 23-му уланскому полку № 285/23). Официальное же право принятия и ношения Креста Заслуги Срединной Литвы было дано лишь распоряжением Военного министра Люциана Желиговского от 3 марта 1926 г.⁴⁶

После боёв в последних днях октября 1920 г. наступил период относительного спокойствия, что позволило привести сильно потрёпанный полк в порядок. Также произошли кадровые изменения – 10 ноября 1920 г. ротмистр Друцкий-Любецкий сдал командование 3-м эскадроном и принял должность заместителя командира полка⁴⁷.

Последней вспышкой войны с литвинами стал рейд на Кейданы 17-24 ноября 1920 г., после чего Виленские уланы, а вместе с ними и ротмистр Друцкий-Любецкий несли службу на границе с Ковенской Литвой.

Князя Константина Друцкого-Любецкого всегда отличало высокое понятие о чести. В качестве яркого примера этого мы хотели бы привести следующий случай. 13 апреля 1921 г. в Грубешове был составлен протокол встречи секундантов князя и некоего Генрика Ростроповича по вопросу ссоры между ними, состоявшейся в 1918 г.

Друцкого-Любецкого представляли: командир 12-го уланского Подольского полка полковник Николай Койшевский, и адъютант Генерального Штаба подполковник Станислав Лявданский (старый товарищ князя по службе в 17-м драгунском Нижегородском полку Русской армии) – оба служили вместе с князем в 3-м уланском полку I Польского корпуса. Со стороны же Ростроповича выступили: подхорунжий граф Станислав Чапский (выступавший от имени погибшего Ростроповича), а также ротмистры Юзеф Цешковский и Карл Андерс (оба 1-го уланского Креховецкого полка). Суть дела заключалась в следующем. Ещё в августе 1918 г., вскоре после демобилизации I Польского корпуса, в Минске князю Друцкому-Любецкому было нанесено оскорбление Генриком Ростроповичем на фоне предыдущих происшествий, случившихся между ними. Ввиду нанесённого оскорбления князь Друцкий-Любецкий немедленно отправил к Ростроповичу своих секундантов Владислава Рачкевича (будущий маршалек Сената и президент Речи Посполитой) и уланского ротмистра Грабовского с требованием сатисфакции. Секунданты противной стороны предложили, чтобы дело рассмотрел суд чести, на что Константин Друцкий-Любецкий согласился. Означенный суд постановил, что князю должна быть дана сатисфакция в форме, оговоренной секундантами обеих сторон. Те же постановили, что дело должно быть разрешено с оружием в руках, однако не ранее, чем через шесть месяцев после окончания европейской войны ввиду того, что дуэли были строго запрещены немецкими оккупантами. Обе стороны приняли эти условия. После восстановления польской государственности в ноябре 1918 г. Генрик Ростропович вступил в ряды 1-го уланского Креховецкого полка, служба же в этот период Константина Друцкого-Любецкого уже известна. Дальнейший ход дела прекрасно описан в тексте упомянутого протокола от 12 апреля 1921 г.: «В марте 1919 г.[,] воспользовавшись первым с момента воскрешения нашей независимости пребыванием в Варшаве[,] пор. кн. Друцкий-Любецкий обратился к своему прежнему секунданту[,] в то время майору[,] Лявданскому и гр.[афу] Пусловскому, прося их быть его секундантами с целью наискорейшего урегулирования это дела. В это время это было исключительно трудно, принимая во внимание, что один из участников был офицером, другой же – подофицером, а также то, что дуэли были запрещены декретом Главнокомандующего ввиду продолжающейся войны. Тем не менее, вышепоименованными секундантами были предприняты все шаги, необходимые для завершения дела, так, как того требовала честь, направленные на достижение договорённости с секундантами г. Ростроповича. Усилия эти окончились ничем, т.к. полк его, будучи на фронте, постоянно менял месторасположение.

В мае месяце 1919 г. г. Ростропович погиб в боях с украинцами под Луцком, что сделало получение от него сатисфакции пор. кн. Друцким-Любецким невозможным. Однако ему удалось получить согласие подхорунжего 1-го уланского полка гр.[афа] Станислава Чапского полностью заместить погибшего г. Ростроповича при разрешении этого дела»⁴⁸. Далее в документе секунданты пришли к выводу, что князь Друцкий-Любецкий вёл себя в полном соответствии с требованиями правил чести, и что он никоим образом он не запятнал честь и достоинство офицера и гражданина. Также было решено, что сложившаяся на тот момент ситуация не требовала разрешения дела путём поединка, и спор в вопросах чести между князем Друцким-Любецким и покойным Генриком Ростроповичем считать ликвидированным. Ещё одним доказательством безукоризненного поведения Константина Друцкого-Любецкого является тот факт, что на момент составления протокола он состоял выборным членом офицерского суда чести 13-го уланского полка⁴⁹.

В последних месяцах 1921 г. 13-й уланский полк перешёл в Вильно. 16 марта 1922 г. князь Друцкий-Любецкий на основании приказа II Департамента конницы Военного министерства L.5021 tjn. был переведен в 23-й уланский Гродненский полк на должность штаб-офицера. Менее пяти дней спустя, 21 марта он был командирован в Гродно для участия в военной игре (приказ полку № 80/22), откуда вернулся обратно в полк 27 марта (приказ полку № 87/22). В мае месяце, 17 числа ротмистр Друцкий-Любецкий был назначен первым заместителем командира полка (приказ полку № 137/22). Вскоре после этого, Военный министр генерал дивизии Казимир Соснковский в своём приказе от 29 мая объявил список по старшинству кадровых офицеров, утверждённый декретом Главы Государства Юзефа Пилсудского от 3 мая 1922 г. L.19400/O.V. В данном документе Константину Друцкому-Любецкому был присвоен чин майора с наивысшим старшинством с 1 июня 1919 г. и 83-м местом в очереди в одинаковом старшинстве⁵⁰.

Вопрос о производстве Друцкого-Любецкого в майоры встал ещё в 1921 г. 22 мая 1921 г. генерал брони Юзеф Довбор-Мусницкий подписал представление о выдвижении Друцкого-Любецкого в старшинстве в чине ротмистра на 24 месяца, т.е. на два года. Летом того же года в Военном министерстве рассматривался вопрос о производстве князя в чин майора. Временно исполнявший должность командира 13-го уланского полка подполковник Т. О’Бриен де Ласси в представлении к производству Друцкого-Любецкого в майоры указал: «О.[чень] хороший офицер[,] заслуживает производства в майоры»⁵¹.

Следует отметить интересный факт. Польско-большевицкую войну 1918-21 гг. князь Друцкий-Любецкий проделал, не принеся присяги на верность Речи Посполитой. Он совершил этот важный акт, уже будучи в чине майора 23-го уланского полка 13 августа 1922 г.⁵²

1 ноября 1922 г. майор Друцкий-Любецкий был назначен командиром II дивизиона и заместителем командира 23-го уланского Гродненского полка по учебной части (приказ полку № 305/22)⁵³. В том же году он активно занялся вопросом получения высшего военного образования в Высшей Военной школе (ВВШ)в Варшаве. Правила отбора и приёма в данное высшее военно-учебное заведение, готовившее офицеров Генерального штаба, были установлены Временным Уставом Высшей Военной школы, утверждённого и вступившего в силу на основании приказа Военного министра от 11 июля 1922 г. Чтобы попасть в число 60 слушателей I курса, офицер-кандидат должен был удовлетворять следующим требованиям: а) физическое состояние, гарантирующее совершенную способность к строевой службе в течение многих лет; б) возраст не более 30 лет; в) общее образование как минимум на уровне оконченной средней школы с аттестатом зрелости, при этом кандидаты с высшим образованием имели преимущество; г) служба в офицерских чинах не менее 3-х лет, в т.ч. обязательный 2-летний стаж службы на строевых должностях (не в штабе или бюро), либо инструктором в военном училище; д) по меньшей мере, очень хорошая аттестация во всех отношениях, а значит, и установленные: сильный характер, высокое чувство долга и чести, храбрость в бою, усердие, такт, энергичность и определённая инициатива и практичность⁵⁴. Как мы видим, майор Друцкий-Любецкий идеально соответствовал данным требованиям. Процедура прохождения отбора в ВВШ князя проходила в полном соответствии с предписаниями. Он направил в V Отдел Военного министерства на имя Шефа Генерального штаба написанное собственноручно прошение о принятии, к которому приложил заполненный его начальством табель с характеристикой командиров полка и бригады. В данном табеле 4 ноября 1922 г. командир 23-го уланского Гродненского полка полковник Мариуш Заруский следующим образом охарактеризовал майора Друцкого-Любецкого: «Очень хороший строевой офицер, интеллигентный, образованный, интересуется военным делом, в особенности историей войн, тактичный, ответственный, службист, по отношению к подчинённым несколько мягок, социально развитой, владеющий иностранными языками, пользующийся всеобщей любовью, в качестве заместителя ком-ра полка безукоризнен, в качестве офицера Ген. Штаба может оказать армии прекрасные услуги». В свою очередь, 10 ноября 1922 г. полковник Юзеф Токажевский, командир III конной бригады, в состав которой входил 23-й уланский полк, дал Друцкому-Любецкому такую аттестацию: «Хороший офицер, интеллигентный, любит военное дело, знает историю. Заслуживает допуска к экзамену в Генеральный Штаб»⁵⁵.

Данные документы, после проверки их на соответствие требованиям к кандидатам, были пересланы Коменданту ВВШ генералу дивизии Аврелию Серда-Теодорскому для отбора для допуска к предварительному экзамену. Кандидатура князя устроила генерала, и он сообщил об этом в Военное министерство. Согласно пункту 21 статьи IV Временного Устава о Высшей Военной школе предварительный экзамен майор Друцкий-Любецкий должен был сдавать при Командовании Округа Корпуса № III Гродно⁵⁶. К данному экзамену он был допущен на основании приказа Военному министерству от 25 января 1923 г. L.2178/VTjn. (приказ полку № 55/23). С этой целью князь 9 февраля 1923 г. выехал в Гродно (приказ полку № 40/23). Экзамен состоял из следующих предметов: а) тема по общим знаниям; б) тема по польской истории; в) по два вопроса о: полевых укреплениях, топографии и чтению карт, и географии Польши. После сдачи экзамена Друцкий-Любецкий 16 февраля вернулся в полк (приказ полку № 48/23). Результаты князя были положительными, однако Временный Устав о Высшей Военной Школе предписывал проводить вступительный (сегрегационный) экзамен в самой ВВШ в сентябре месяце, т.е. между сдачей двух экзаменов должно было пройти не менее полугода. Действительно, майор Друцкий-Любецкий 17 сентября 1923 г. отправился в Варшаву для сдачи вступительного экзамена (приказ полку № 258/23). Состоял этот экзамен из: а) общей тактики (письменно и устно); б) военной истории (устно); в) науки об огнестрельном оружии (устно); г) французский язык (устно) и д) верховой езды. После сдачи экзамена Константин Друцкий-Любецкий 26 сентября вернулся из столицы в свой полк (приказ полку № 267/23) в ожидании результатов⁵⁷.

Наконец, 29 октября 1923 г. майор Друцкий-Любецкий был призван на курс ВВШ 1923-25 гг. на основании приказа начальника Генерального штаба Станислава Галлера V Отделу Генерального штаба Военного министерства L.30542/VG. от 12 октября 1923 г.(приказ полку № 300/23)⁵⁸.

Во время учебы в ВВШ майор Друцкий-Любецкий обрёл семейное счастье – 10 сентября 1924 г. в Мшане Дольной (имении семьи невесты) он женился на графине Марие-Антонине Красинской. В этом браке родилось две дочери: Тереза (1 декабря 1925 г.) и Эльжбета (10 августа 1929 г.)⁵⁹.

После окончания майором Друцким-Любецким I курса ВВШ инспектор классов полковник французской армии Луи Фори дал ему такую характеристику: «Очень серьёзный и работоспособный. Весьма рассудительный. Умеет извлекать выгоду из ситуации; к сожалению, не придаёт значения деталям. Блестящее образование». Комендант школы генерал Серда-Теодорский 25 октября 1924 г. указал: «Согласен с мнением Инсп. классов. Образцовый офицер»⁶⁰.

17 июня 1925 г. Константину Друцкому-Любецкому Военным министром разрешено было принять и носить французскую межсоюзническую медаль в память войны 1914-18 гг. (приказ 23-му уланскому полку № 164/25)⁶¹.

1 октября 1925 г. майор Друцкий-Любецкий успешно окончил курс ВВШ 11-м и со средним баллом 15,21, и получил научный диплом офицера Генерального штаба. Ещё до окончания курса, 31 августа 1925 г., инспектор классов полковник Луи Фори таким образом охарактеризовал майора Друцкого-Любецкого: «Очень развитый офицер, интеллигентный, наблюдательный, здравомыслящий, спокойный, одним словом, полностью уравновешенный. Общее образование всеобъемлющее, прекрасное воспитание, трудолюбие. На всём протяжении двух лет делал успехи по всем предметам и прекрасно окончил курс». Комендант школы генерал дивизии А. Серда-Теодорский 10 сентября 1925 г. отметил: «Полностью согласен с мнением инспектора классов; выдающийся офицер; Подходит на любую должность; однако в интересах службы следовало бы его использовать в кавалерии»⁶².

Надев аксельбанты и знак Генерального штаба⁶³, майор Константин Друцкий-Любецкий вошёл в состав элиты Войска Польского. Для дальнейшего прохождения службы он был направлен в Центральное кавалерийское училище в Грудзёндзе с оставлением в списках 23-го уланского полка (приказ полку № 270/25). В связи с развитием системы обучения кавалерии в Войске Польском 11 ноября 1925 г. Центральное кавалерийское училище перестало существовать, а вместо него начали функционировать Офицерское кавалерийское училище и Кавалерийский учебный лагерь. Первое из них готовило будущих кадровых офицеров кавалерии и обоза, а второе же предназначалось для повышения квалификации офицеров кавалерии и ветеринарной службы, а также для подготовки офицеров и кадровых подофицеров кавалерии на должность инструкторов верховой езды. Приказом Отделу V Генерального штаба Военного министерства L. dz. 34841/VG. от 31 ноября 1925 г.майор Генерального штаба Друцкий-Любецкий был назначен на весьма ответственную должность инспектора классов Офицерского кавалерийского училища, сменив временно исполнявшего эту должность подполковника Генерального штаба Рудольфа Дрешера, который был с майором на «ты»⁶⁴. Таким образом, князь стал ближайшим помощником Коменданта училища по учебной части, и ему подчинялся весь учебный персонал. Инспектор классов организовывал весь процесс обучения, распределял учебные часы по различным дисциплинам, назначал инструкторов и преподавателей. Ротмистр Леон Миткевич-Желток, коллега князя, также назначенный в Грудзёндз, впоследствии так описывал Друцкого-Любецкого: «Друцкий был офицером серьёзным, исключительно интеллигентный, уделяющий много внимания саморазвитию, в особенности в том, что касалось истории войн, при этом прекрасный знаток эпохи Наполеона и его ярый сторонник. В повседневной, скорее, в личной жизни майор Друцкий, которого друзья звали просто «Коцё», был очень милым, добродушным, не желчным, порывы гнева и чрезмерная помпезность из-за своего наследственного княжеского титула, который корнями уходит к Рюрику, основателя династии московских царей, были ему чужды.КоцёДруцкий-Любецкий был чрезвычайно приятным и милым коллегой и отличным товарищем, особенно если речь заходила…о рюмке. Его силуэт был живым воплощением рода Рюриковичей. Русые волосы <…>овальная форма лица, прямой, аккуратный нос, губы немного пухлые; ходил Коцё Друцкий немного неуклюже, как бы раскачиваясь при каждом шаге. Но в целом был он красивым, и прекрасные дамы из общества бросали на него свои взгляды, но безрезультатно, т.к. он был очень нерешительным в отношениях с прекрасным полом и, кроме того, сохранял верность своей супруге из рода графов Красинских княжне Марии Друцкой-Любецкой»⁶⁵.

12 (по другим данным 15) апреля 1926 г. майор Генерального штаба Друцкий-Любецкий был переведен в кадр офицеров при Департаменте кавалерии Военного министерства, «вернув» должность инспектора классов подполковнику Генерального штаба Рудольфу Дрешеру, но при этом остался в Грудзёндзе в качестве заместителя инспектора классов и преподавателя истории войн⁶⁶. Вскоре разразились события Майского переворота. Упомянутый выше коллега князя ротмистр Миткевич-Желток так описывал настроение Друцкого-Любецкого в день 13 мая 1926 г.: «Я решил выяснить, каких взглядов на нынешнюю ситуацию придерживался майор Г.[енерального]Ш.[таба] Константин Друцкий-Любецкий, инспектор классов Училища подхорунжих кавалерии⁶⁷ , с которым меня уже связывала самая искренняя дружба. Кабинет Коця Друцкого, куда он сам провёл меня, был меблирован просто – большие шкафы с книгами, преимущественно по истории войн, стол, несколько кожаных кресел. Коцё как же Коцё, вытащил из шкафа бутылку французского коньяка, говоря: «Прошу прощения, нам же не повредит, если мы выпьем по одной?». Мы выпили.

Я завёл разговор, спрашивая Коця, что он думает о событиях в Варшаве. Коцё сразу прямо выпалил: «По моему мнению была нарушена солдатская присяга. На её основании мы все обязаны быть верными Президенту Речи Посполитой Польской и должны выполнять его приказы». – «А что Ты думаешь о роли маршала Пилсудского во всей этой истории?» - ответил я этим вопросом на его слова. Коцё глубоко задумался. Он не отвечал мне в течение нескольких длинных минут. Он усиленно думал, да так, что у него весь лоб покрылся морщинами. «Маршал Пилсудский является моим идеалом, это великий вождь. Мы выиграли войну с Советами только благодаря ему и под его гениальным руководством. Но то, что сейчас происходит в Варшаве, мне совершенно не нравиться», - произнёс он наконец. Я понял Коця. Он всем сердцем был при Маршале как при нашем победоносном вожде»⁶⁸. Имел ли действительно Друцкий-Любецкий подобное суждение о Пилсудском или же это было всего лишь точка зрения Миткевича-Желтка, нам остаётся лишь догадываться. Однако по информации дочери князя госпожи Терезы Дангель, сообщённой ею автору, Друцкий-Любецкий был рад, что он находился в училище, а не в каком-либо полку. Таким образом, он смог избежать участия в конфликте на той или иной стороне, а возможно, и в братоубийственных боях. Как пишет далее Миткевич-Желток, князь с большой радостью согласился стать начальником штаба генерала Стефана Каспржицкого, который возглавлял войска на участке границы от Восточной Пруссии в составе: 18-й уланский полк, 8-й конно-егерский полк и дивизион 16-го полевого артиллерийского полка.

На следующее утро состоялось построение эскадрона Офицерского кавалерийского училища. Во главе преподавателей стоял майор Генерального штаба Друцкий-Любецкий. Вскоре перед фронтом молодых подхорунжих выехал Комендант училища полковник Константин Пржездзецкий, который в произнесённой пламенной речи призвал их сохранять верность данной присяге. Молодые подхорунжие были буквально наэлектризованы желанием, подогреваемым офицерами, отправиться в Варшаву с целью усмирение «рокоша Пилсудского». Дабы удержать молодёжь от такого шага, Леон Миткевич-Желток и Константин Друцкий-Любецкий убедили генерала Каспжицкого включить всё училище в состав его войск⁶⁹. Таким образом, никто из подхорунжих в Варшаву не поехал. А вскоре и сама столица оказалась в руках мятежников. Как мы уже говорили, князь Друцкий-Любецкий тяжело переживал майские события 1926 г. Вполне вероятно, что душевные переживания стали причиной того, что майор Генерального штаба заболел, и 23 июля 1926 г. получил 3-месячный отпуск для лечения до 22 октября того же года (приказ Командования Кавалерийского учебного лагеря № 151/26)⁷⁰.

Как нам известно из вышеприведенного, в частности, из воспоминаний Миткевича-Желтка, Друцкий-Любецкий очень любил историю войн, и имел богатую библиотеку на данную тематику. На основании различных материалов князь подготовил польский учебник по данному предмету на примере мировой войны 1914-1918 гг. В 1927 г. на правах рукописи он опубликован в Грудзёндзе, и им пользовались подхорунжие во время учёбы⁷¹.

По представлению Военного министра Юзефа Пилсудского президент Речи Посполитой Игнацы Мосцицкий распоряжением от 20 апреля 1927 г. произвел Константина Друцкого-Любецкого в подполковники со старшинством в чине с 1 января того же годаи 9-м местом в очереди в одинаковом старшинстве⁷².

Временно исполняющий должность Коменданта Кавалерийского учебного лагеря после отставки генерала Каспжицкого дипломированный подполковник Генерального штаба Рудольф Дрешер весьма ценил Друцкого-Любецкого. 30 июня 1927 г. он охарактеризовал князя следующим образом: «Чрезвычайно добросовестный и систематичный преподаватель. Очень способный и интеллигентный. Характер ровный, выдержанный. Энергичный, работал с большой самоотдачей. Выдающийся преподаватель. В качестве инспектора классов Офиц. кавал. училища вследствие определённой размеренности в работе и недостатка опыта в преподавании, он не мог достичь выдающихся результатов. В целом – выдающийся офицер»⁷³. Возможно, эта характеристика даёт объяснение тому, отчего Друцкого-Любецкого в апреле 1926 г. сняли с должности инспектора классов вскоре после назначения. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что Дрешер также не имел опыта преподавательской работы...

31 октября того же года распоряжением Военного министра Юзефа Пилсудского подполковник Генерального штаба Друцкий-Любецкий вновь был переведен в Кавалерийский учебный лагерь на должность инспектора классов (на учёте он числился в списках Генерального штаба). В должность он вступил в тот момент, когда в Грудзёндзе активно шла реформа обучения с точки зрения программы и организации. Если ранее основной акцент делался на физическое воспитание и кавалерийскую выучку подразделений, то теперь на первый план вышли боевая подготовка и наука о командовании. Данную реформу претворял в жизнь главный инструктор боевой выучки подполковник Пётр Скуратович при поддержке инспектора классов Константина Друцкого-Любецкого. Новая программа была введена в 1928 г. Успехи князя в деле подготовки кадров кавалерии получили высокую оценку начальства. И временно исполнявший должность коменданта Кавалерийского учебного лагеря подполковник Дрешер, и сменивший его полковник Сигизмунд Подгорский считали князя выдающимся офицером⁷⁴.

Помимо занятий учебной частью Друцкий-Любецкий также выполнял ad hoc роль офицера штаба. В 1927 г. он принял участие в военной игре в Торуне под руководством генерала Леона Бербецкого в качестве начальника штаба пехотной дивизии⁷⁵.

Однако Константин Друцкий-Любецкий вскоре отошёл от дела подготовки кавалерийских офицеров и вернулся к исполнению должности строевого офицера – распоряжением Военного министра от 5 ноября 1928 г. он был назначен заместителем командира 13-го уланского полка, в котором он начал свою службу в Войске Польском. Но и там он долго не задержался – 9 апреля 1929 г. Константин Друцкий-Любецкий был назначен командиром 2-го полка Рокитнянских шеволежёров, расквартированного в Старогарде Гданьском⁷⁶.

Уже 19 апреля, т.е. через десять дней после назначения, приказом Командования Округа Корпуса № VIIIL. dz. 4751/Wyszk от 13 апреля 1929 г. дипломированный подполковник Друцкий-Любецкий был призван для прохождения 3-недельного информационного курса для командиров кавалерийских полков в Центральной стрелковой школе в Торуне. После успешного окончания курса князь 13 мая вернулся в Старогард и принял командование полком. Во время командования Рокитнянскими шеволежёрами он был награждён медалями в память 10-летия обретения независимости и в память войны 1918-21 гг.⁷⁷

Будучи командиром Рокитнянских шеволежёров, Друцкий-Любецкий по долгу службы неоднократно принимал участие в военных играх и учениях кавалерийской бригады «Торунь». Уже в первый год командования полком он заслужил блестящую характеристику от командира бригады полковника Романа Абрахама, который 18 сентября 1929 г. писал: «Твёрдый и чрезвычайно справедливый характер. Образец благородного товарищества и тактичного и честного поведения. Чувство не только солдатской порядочности, но и чувство гражданского долга и патриотизма обусловлены у него истинно идейными побуждениями. Весьма образованный, с обширными общими и профессиональными познаниями. Эти достоинства значительно облегчили ему руководство офицерским корпусом полка, и привели к тому, что в течение короткого отрезка времени он завоевал необходимый авторитет, уважение и доверие. Чрезвычайно лояльный по отношению к начальству. Особенно печётся о благе солдата. <...> Постепенно становится выдающимся командиром полка. <...> раз принятое решение решительно и с энергией претворяет в жизнь»⁷⁸. К сожалению, со временем отношения между князем и командиром бригады несколько охладели. Абрахам по-прежнему отмечал блестящее образование, прекрасные воспитательские качества командира шеволежёров, но профессиональная оценка несколько упала. 11 сентября 1931 г. командир кавалерийской бригады «Торунь» заметил, что Друцкому-Любецкому «не хватает решительности и энергии в командовании, непосредственно в самой манере отдачи приказов. Решения принимает удачно, во время действий в поле несколько медлителен»⁷⁹.

12 марта 1930 г. от имени Военного министра шеф Бюро кадров Военного министерства дипломированный полковник Богдан Гулевич представил Константина Друцкого-Любецкого к награждению Золотым Крестом Заслуги. В обосновании награждения он указал: «Пплк. Друцкий-Любецкий в качестве многолетнего зам-а ком-ра полка, затем в качестве инсп. классов, и наконец, в качестве ком-ра полка имеет значительные заслуги в деле обучения. На порученных должностях он выполнял свои обязанности не только в рамках положенного, чем значительно способствовал обучению войск». Представление было уважено, и за заслуги «в деле обучения войск» 17 марта 1930 г. распоряжением президента Речи Посполитой Игнацы Мосцицкого Друцкий-Любецкий был награждён Золотым Крестом Заслуги⁸⁰.

11 декабря 1931 г. президент Речи Посполитой Игнацы Мосцицкий присвоил Друцкому-Любецкому чин полковника со старшинством с 1 января 1932 г.⁸¹

21 января 1932 г. шеф Бюро кадров Военного министерства дипломированный полковник Гулевич в своём секретном рапорте начальнику Главного штаба генералу бригады Янушу Гонсеровскому затронул вопрос о кадровых перемещениях среди дипломированных офицеров «ввиду необходимости выровнять офицерские штаты после недавних производств». Он просил генерала высказать свою точку зрения о поименованных в рапорте офицерах, «которые ввиду своего старшинства и прежнего характера их службы, или же по другим служебным причинами должны сменить свои должности и перейти из штабов в строй либо наоборот»⁸². В корпусе кавалерийских офицеров Гулевич упомянул имена дипломированных полковников Витослава Порчинского (командира 10-го уланского Литовского полка) и Константина Друцкого-Любецкого. По его мнению, «оба упомянутых офицера командуют полками долго, старшинство в нынешнем чине имеют самое низкое (1932 г.), поэтому считаю, что перед назначением их на более высокие должности они могли бы какое-то время послужить в штабе». Кандидатуру Друцкого-Любецкого он предложил на замещение вакантной должности заведующего кафедрой тактики кавалерии ВВШ вместо дипломированного полковника Ежи Гробицкого⁸³.

Начальство прислушалось к предложению Гулевича, и 23 марта 1932 г. распоряжением Военного министра Друцкий-Любецкий был переведен в Высшую военную школу на должность руководителя предмета. На его же должность c 1 апреля того же года был назначен его старый знакомый из Грудзёндза Леон Миткевич-Желток⁸⁴. О предстоящих изменениях стало известно ещё до издания официального приказа. С целью урегулирования всех вопросов, связанных с передачей полка, дипломированный полковник Друцкий-Любецкий приехал в Варшаву. Там 8 марта 1932 г. он встретился с Миткевичем-Желтком, который впоследствии вспоминал: «Приехал Коцё Друцкий. Он был у меня, а я у него; мы говорили о полку добрых три часа. По славам Коця полк находится в полном порядке во всех отношениях. Зная систематичность и работу Коця, и я не думаю иначе. Коцё жаловался на недостаток хороших офицеров – это меня несколько беспокоит. <...> Коцё доволен своим назначением в Высшую Военную школу. Здесь большую роль сыграли его плохие отношения с Абрахамом (командир Кавалерийской бригады «Торунь»). Коцё пророчит тоже самое и для меня»⁸⁵. Однако в день 1 апреля 1932 г. когда Миткевич-Желток принимал полк в Старогарде, он увидел несколько иную картину, отличную о той, которую описывал Друцкий-Любецкий: «В 8 я начал принимать полк. По предложению Друцкого вначале состоялось официальное представление мне офицеров. Друцкий представил меня офицерам, собравшимся в Командовании полка. Все они рапортовали мне по очереди. Общее впечатление скорее положительное, но офицеры выглядят как бы смущёнными и сильно напряжёнными.<...> Затем заместитель командира полка мйр. Тадеуш Ленкавский докладывал мне о состоянии дел учебной части. Работа есть – это основа. Формально, на бумаге всё ведётся хорошо. Руководство обучением и программы реальны и жизненны, но написаны слишком сдержанно и официально. Полковая же учебная команда, кажется, без присмотра, помимо общей программы на март и апрель там не получали особых распоряжений; до сих пор не начали науку чтения карт. Обучение кадровых подофицеров надлежащим образом не ведётся. «Умение отдавать приказы», и «Топография» - это названия подофицерских занятий. Это никакая не программа. Это дело, кажется, обстоит очень плохо. <...> Первые впечатления от дома Командования полка не очень-то приятные. Грязно, и очень грязно, а также обшарпанная мебель. Перед домом Командования полка стоит шеволежёр с винтовкой «на плечо» и честь отдаёт рукой. <...> Встреченные мною шеволежёры сразу же производят угнетающее впечатление. Лица забитые, и на них виден страх. Честь отдают отвратительно. Моральный дух полка не на самом высоком уровне. Солдатской выправки у шеволежёров нет никакой. Одним словом, ситуация несколько хуже, чем рассказывал Коцё»⁸⁶. Тем не менее, как свидетельствует далее в своих воспоминаниях Миткевич-Желток, Друцкого-Любецкого в полку очень любили, как офицеры, так и подофицеры. В 16 часов 1 апреля началось сердечное прощание уходящего командира с подофицерами полка. Сердечное прощание длилось довольно долго, и князь получил прощальный подарок – полковую серебряную флюгарку с соответствующей надписью, а его супруге подарили букет цветов. Около 10 часов вечера начался прощальный ужин в офицерском собрании, который Миткевич-Желток описал следующим образом: «К столу мы сели около 22 часов. <...> Всего было произнесено шесть речей. Первым слово взял Ленкавский; говорил от души, просто и искренне, что очень хорошо говорит о его характере. Он перечислил все заслуги для полка Коця Друцкого, начиная свою речь от времён плк. Руппа, через плк. Свидзинского, и дошёл вплоть до Коця Друцкого-Любецкого. Мне кажется, он абсолютно прав, говоря, что после плк. Руппа полк остался больным организмом, при плк. Свидзинском стал выздоравливающим, и только во время командования Коця Друцкого-Любецкого выздоровел окончательно. Друцкий уходит, оставляя после себя сильный, здоровый организм – 2 полк Рокитнянских шеволежёров. Отличная речь – прекрасное воспоминание от полка для Коця Друцкого! Друцкий во время этой речи плакал как дитя – я полностью его понимаю. Этот человек оставляет тут своё сердце, которым сильно привязался к полку»⁸⁷. Прочитав эти строки, становится ясным, что перечисленные Миткевичем недостатки полка вовсе не являлись виной его командира Друцкого-Любецкого. Судя по всему, полк он принял у своего предшественника ещё в худшем состоянии. Наконец, сам Миткевич-Желток признал: «Помимо уже замеченных мною мелких недостатков, а скорее погрешностей, я должен признать, – к чести плк. Друцкого-Любецкого, – 2 полк шеволежёров находится в абсолютном порядке»⁸⁸. В качестве финального штриха к отрезку биографии князя, связанного со 2-м полком Рокитнянских шеволежёров, следует отметить, что он до конца своих дней носил его мундир.

Из Старогарда дипломированный полковник Константин Друцкий-Любецкий выехал в Варшаву, где возглавил кафедру тактики кавалерии ВВШ, а также стал руководителем её I курса.

1932 г. ознаменовался в службе Константина Друцкого-Любецкого, среди прочего, началом весьма длительной и сопряженной с массой хлопот истории с пенсионным обеспечением в связи с принятием соответствующего Закона от 18 марта того же года. Для зачёта в общий пенсионный стаж службы в Русской армии ему необходимо было собрать необходимые документы для подтверждения своих заслуг, участия в боях, наград и т.д. Свои права полковник предъявил в декабре 1932 г., однако из-за бюрократических процедур дело затянулось на несколько лет. Помимо оригиналов и копий различных документов, подтверждающих службу в рядах Русской армии, ему пришлось собирать многочисленные свидетельства своей службы и учёбы до 1917 г. В течение сентября-ноября 1934 г. несколько коллег князя выступили тому свидетелями. Учёбу в Александровском лицее подтвердили его старшие товарищи, также выпускники этого учебного заведения: подполковник в отставке Киприан Бистром (LXV выпуск, 1909 г.), а также дипломированный подполковник Витольд Микулич-Радецкий (LXVIII выпуск, 1912 г.)⁸⁹. Свидетелями службы князя в качестве вольноопределяющегося в 1-й Его Величества батарее Лейб-Гвардии Конной Артиллерии выступили: дипломированный подполковник в отставке Август Старженский, служивший в июле-сентябре 1914 г. в Кавалергардах, входивших в состав 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии, а также полковник медицинской службы в отставке Владислав Хофман, также служивший при Кавалергардском полку. Службу Друцкого-Любецкого в рядах Нижегородских драгун подтвердили: генерал бригады в отставке Стефан Стржеменский, служивший во время Первой Мировой войны в 16-м драгунском Тверском полку Кавказской кавалерийской дивизии, а также подполковник в отставке Казимир Дембиньский, бывший офицер Нижегородского полка. Службу же Друцкого-Любецкого в рядах 12-го гусарского Ахтырского полка подтвердили: командир 3-й Отдельной кавалерийской бригады генерал бригады Мариан Пржевлоцкий, служивший при штабе 12-й кавалерийской дивизии, а также командир 10-го конно-егерского полка подполковник Казимир Плисовский, офицер Ахтырского полка⁹⁰. По состоянию на 30 мая 1938 г. в Департаменте интендантства Военного министерства, отвечавшего за пенсионное обеспечение, подтвердили непрерывность службы Друцкого-Любецкого до 31 декабря 1937 г., а также отсутствие каких-либо обстоятельств, лишавших его права на пенсию⁹¹. Какие-либо сведения о решении Министерства финансов нам выявить не удалось.

13 ноября 1933 г. князь Друцкий-Любецкий заполнил анкету Бюро комитета Креста и Медали Независимости, а затем отправил соответствующие документы для получения награды за свои действия во время войны 1918-21 гг. Первоначально предполагалось наградить князя Крестом Независимости, но I подкомиссия I Корпуса и Союзов Западного фронта во главе с полковником Э. Шпрэнглевским постановила наградить его Медалью Независимости. Награждение состоялось распоряжением президента Речи Посполитой от 9 ноября 1933 г.⁹²

Следует отметить, что прекрасные профессиональные и личностные качества Константина Друцкого-Любецкого были также отмечены и комендантом ВВШ генералом бригады Тадеушем Кутшебой. Начиная с 1933 г., он ежегодно давал князю весьма лестную характеристику, в которой, как и прежде, отмечались его лояльность и особая любовь к истории войн⁹³. Тем не менее, отмеченная лояльность по отношению к начальству иногда мешала Друцкому-Любецкому. Инспектор армии генерал дивизии Густав Орлич-Дрешер после военной игры, состоявшейся в 1932 г., отмечал: «Офицер, имеющий прекрасные знания и постоянно работающий над собой, не умеющий, однако, на должности к-ра проявить необходимую решительность и планомерность в действиях. Ясно выраженная точка зрения начальника вызывает у дип. полк. Друцкого замешательство и желание отозвать своё решение вместо того, чтобы отстаивать свои намерения, сформированные на основании фактических данных учений»⁹⁴. В данном случае, мы полагаем, рафинированный интеллигент Друцкий-Любецкий попросту не решился вступать в противостояние с генералом Дрешером, известным своим крутым нравом.

Интересные воспоминания о Друцком-Любецком оставил Франтишек Скибиньский, бывший слушателем в ВВШ в 1933-35 гг., ввиду особой манеры князя выражаться: «Он весьма следил за тем, чтобы никогда не произнести какую-либо неточность, неясность или двузначность. Во время учений в поле он следующим образом сообщил информацию решающему задачу слушателю: - Из района того-то здания стреляет около одного орудия (он знал, что там стоит взвод, стреляющий из одиночных орудий). Или же вспомнить такой разговор:

Коцё: - Прошу сообщить свою оценку положения.
Слушатель отвечает.
Коцё: - Хорошо. Ввиду этого, каково Ваше решение?
"Слущатель" отвечает.
Коцё: - Хорошо. Прошу прощения, если я говорю «хорошо», это значит, что я понял, а не то, что я одобряю ответ.
В день производства, когда мы пришли после вручения дипломов в актовый зал на т.н. «рюмочку вина», Коцё – с рюмкой в руке – подошёл ко мне и сказал:
- Господин ротмистр, мы с Вами знакомы уже давно. Предлагаю же выпить на «ты».
Мы выпили, расцеловались, после чего Коцё перешёл к следующему по старшинству кавалеристу, ротм. Фальковскому, и повторил:
- Господин ротмистр, мы с Вами знакомы уже давно... т.д.
Стоящий поблизости ротм. Ян Рудницкий уже приготовился к княжескому поцелую. Коцё действительно подошёл к нему, но произнёс другую формулу:
- Господин ротмистр, мы с Вами знакомы с недавних пор, поэтому мы с Вами выпьем за наше здоровье.
Чтобы не было недоразумения и недомолвки»⁹⁵.

Будучи заведующим кафедры тактики кавалерии ВВШ, дипломированный полковник Друцкий-Любецкий подготовил ещё одно учебное пособие. В 1934 г. он, совместно со своим старым коллегой со времён учёбы в ВВШ и службы в Грудзёндзе дипломированным майором Земовитом Грабовским, бывшим преподавателем на той же кафедре, на правах рукописи издал учебник «Тактика кавалерии. Лекции для I и II курсов».

11 ноября 1937 г., в 19-ю годовщину восстановления польской государственности президент Речи Посполитой Игнацы Мосцицкий «за заслуги на военной службе» наградил дипломированного полковника Друцкого-Любецкого Офицерским крестом Ордена Возрождения Польши⁹⁶. Кроме того, как свидетельствует снимок князя, сделанный ок. 1938 г., до 1939 г. он был награждён: Бронзовой и Серебряной Медалями за долголетнюю службу, а также французским орденом Почётного Легиона⁹⁷.

После шести лет преподавательской работы в 1938 г. дипломированный полковник Константин Друцкий-Любецкий вернулся в строй – приказом Военного министерства Biuro Pers. L.1796/tj. IV-1 от 10 августа 1938 г. его назначили заместителем командира Виленской кавалерийской бригады, которой в то время командовал старый знакомый князя дипломированный полковник Рудольф Дрешер⁹⁸. Штаб бригады располагался в Вильне, а в её состав входили, среди прочих, прекрасно знакомые Друцкому-Любецкому 13-й уланский Виленский и 23-й уланский Гродненский полки.

В ноябре 1938 г. заместитель командира Виленской кавалерийской бригады был направлен для прохождения курса усовершенствования высших командиров, проходивший с 28 ноября по 7 декабря в Пехотном учебном центре. Проведён он был для старших офицеров всех родов оружия, на котором излагался опыт недавно проведённой операции по занятию Заолзья. Инспектор армии генерал дивизии Тадеуш Пискор в целом неплохо оценил способности князя, проявленные на данном курсе: «Учения в области неподвижной обороны на открытом фланге группировки: работа хорошая и правильная. (Я должен сразу же оговориться, что условия и манера, в которых эта работа была проделана, не дают основания для объективной оценки качеств данного командира)»⁹⁹. К сожалению, считанные месяцы спустя Константину Друцкому-Любецкому пришлось на практике доказывать свои знания и умения.

В августе 1939 г., незадолго до начала Второй Мировой войны, полковник принял командование Виленской кавалерийской бригадой. 28 августа из Вильно он написал последнее перед выступлением на фронт письмо своей супруге Марии и дочерям: «Молитесь за Вашего мужа и папу. А молясь, просите у Бога, чтобы я с честью выполнил свой почётный долг. Жизнь и увечье – это вещи второстепенные по сравнению с необходимостью исполнить с честью свой долг. Честь и долг – самые важные вещи в жизни, ведь что значат здоровье и богатство при моральной компрометации, этим худшим, самым большим несчастьем, и этого следует опасаться больше всего.

Будет ли война или мир, я не знаю. Но я решительно верю в нашу победу. Я также верю, что и у нас всё сложиться замечательно, и что мы снова будем жить весело и счастливо...»¹⁰⁰. Даже перед лицом смертельной опасности князь проявил свой рыцарский характер...

Виленская кавалерийская бригада, вошедшая в состав Резервной армии «Пруссия» под командованием генерала дивизии Стефана Демба-Бернацкого, по железной дороге прибыла в район Колюшек, где 1 сентября 1939 г. начала выгрузку из вагонов, закончив которую прибыла на следующий день в леса к северо-востоку от Петрокова, где начала боевые действия¹⁰¹. 6 сентября связь с бригадой потерял 23-й уланский Гродненский полк, как оказалось, навсегда. С двумя оставшимися кавалерийскими полками, 4-м уланским Занеманским и 13-м уланским Виленским, а также с другими частями бригады дипломированный полковник Друцкий-Любецкий двинулся 7 сентября в восточном направлении к Висле. Из-за постоянных атак немецкой авиации части Виленской кавалерийской бригады понесли тяжёлые потери, но в ночь с 8 на 9 сентября всё-таки достигли Вислы. Здесь на протяжении дня 9 сентября они обороняли переправу у Мацеёвиц. Ситуация была настолько тяжёлой, что, как вспоминал впоследствии командир Виленских улан дипломированный подполковник Юзеф Шостак, командир бригады был близок к самоубийству: «Я видел, как этот благородный человек (Константин Друцкий-Любецкий – М.Ч.) был близок к самоубийству. Я подошёл к нему решительно сказал ему, что не время искать лёгкого выхода для себя. В этой ситуации нужно найти выход, чтобы быть в состоянии сражаться дальше. Полковник прислушался ко мне, и приказал разделиться на отдельные полки и переходить Вислу»¹⁰². Действительно, 10 сентября полки бригады переправились через Вислу к северо-востоку от Магнушева. Однако собрать их воедино не удалось, поэтому в тот же день Друцкий-Любецкий присоединился к Новогрудской кавалерийской бригаде генерала Владислава Андерса. Затем последовала служба в Сводной кавалерийской бригаде полковника Адама Закжевского (с которым в 1918 г. Друцкий-Любецкий совершил исторический марш из Одессы в Бобруйск), а после соединения частей Виленской бригады князь вновь принял командование над ней. 25 сентября 1939 г. Друцкий-Любецкий со своими солдатами вошёл в состав Оперативной кавалерийской группы генерала Андерса. Здесь он вновь встретился со своим старым другом генералом бригады Константином Плисовским. 26 сентября 1939 г. в районе села Лещесна полковник Друцкий-Любецкий был тяжело ранен в бою с РККА – пуля прошла навылет через обе щеки. Вновь Друцкий-Любецкий предпринял попытку застрелиться, но поручик Богдан Керсновский в последнюю минуту вырвал у него из рук револьвер¹⁰³. Вскоре после боя 26 сентября дипломированный полковник Друцкий-Любецкий в бессознательном состоянии попал в советский плен. Первоначально его поместили в госпиталь в Самборе, где полковник находился под постоянным наблюдением советских властей – при его кровати неотлучно находился солдат, никому не позволявший к нему приближаться. Но именно во время нахождения в госпитале ему удалось 7 октября 1939 г. написать последнее письмо семье, которое удалось передать благодаря кому-то из ещё остававшегося в госпитале польского персонала. Среди прочего, Друцкий-Любецкий написал: «Подобно прочим частям моя бригада была разбита, а прежде всего благодаря «мудрому начальству», которое вообще виновато в нашей катастрофе. В конце сентября я с остатками моей бригады попал в кавалерийскую группу ген. Андерса, которая в основном состояла из остатков разных бригад.

26.IX. я был ранен и поэтому поменял коня на телегу, в результате чего я отбился от группы и попал в советский плен. Интересное стечение обстоятельств: сражаться только с немцами, и вдруг попасть в советский плен.

Я ранен легко. Винтовочная пуля вошла в левую щёку и вышла с правой стороны между глазом и ухом. Я потерял массу крови и почти двое суток был в бессознательном состоянии, в этом же состоянии я попал в плен. Внешне рана зажила быстро, только изнутри ещё немного кровавит. Огромный отёк всего лица и небольшие кровоподтёки почти прошли. Я могу ходить и передвигаться, однако я слишком слаб. Кроме того в правом ухе шумит и я плохо им слышу. Доктора говорят, что это пройдёт. Советские власти отнеслись к нам, пленным, относительно хорошо. Я от них ничего не утаивал. Я был помещён в госпиталь общего типа в Самборе, где нахожусь и поныне, и где хорошо. Предпринимаю старания для выезда в Вильно, окончательно через Львов в Вильно»¹⁰⁴. Весьма сдержанный тон письма объясняется тем, что Друцкий-Любецкий не хотел заставлять своих близких сильно переживать за него. Кроме того, в письме не содержалось никаких сведений, которые могли бы навредить ему, или тому, кто это письмо передавал, попади оно в советские руки. На самом деле, положение полковника было крайне тяжёлым. Вскоре после написания письма из госпиталя его перевели в тюрьму в Самборе. Как стало известно благодаря доктору Рышарду Кашубскому, 12 октября 1939 г. Друцкого-Любецкого посадили к нему в одну камеру, т.к. тот был доктором и мог ухаживать за раненым. Однако ни о каких медикаментах и речи не шло! Тюремный врач-еврей отказался выдать какие-либо препараты для «князя». Бинтов также не было, поэтому Кашубский стирал «лоскуты из разорванных рубах в раковине унитаза (таким образом, что после мытья и стирки коллега спускал воду, а я ловил её в запасную миску). Мыла не было...»¹⁰⁵. Не смотря на нечеловеческие условия Константин Друцкий-Любецкий пошёл на поправку благодаря заботам доктора Кашубского. В благодарность князь учил его русскому языку, используя для этого бумагу для махорки и обрывки газет. Находясь в камере, Друцкий-Любецкий, как бывший преподаватель истории войн, читал своим товарищам по несчастью лекции по данному предмету, постоянно повторяя, что кампания 1939 г. была лишь проигранной битвой, но война закончится для независимой Польши победой. В Самборе Константин Друцкий-Любецкий пробыл до 17 мая 1940 г., когда его в числе прочих офицеров вывезли по железной дороге в тюрьму в Киеве. На следующий день в тюрьме сотрудники НКВД огласили несколько имён, среди которых было имя князя. Названных людей вывезли в неизвестном направлении. На протяжении более полувека судьба Друцкого-Любецкого не была доподлинно известна. Лишь 5 мая 1994 г. в Киеве заместитель председателя Службы Безопасности Украины генерал Андрей Хомич передал заместителю Генерального прокурора Польши Стефану Снежко т.н. «Украинский катынский список», в котором были указаны фамилии польских граждан, расстрелянных на территории УССР в 1940 г. Под № 980 значилась фамилия Константина Друцкого-Любецкого¹⁰⁶. Пережив множество опасностей, выжив в нечеловеческих условиях после тяжелейшего ранения, этот благороднейший человек погиб в возрасте 47-ми лет от руки палачей...

В 1964 г. генерал брони Владислав Андерс произвёл полковника Друцкого-Любецкого в чин генерала бригады посмертно – при жизни же, по словам самого князя, он генералом не стал в силу непринадлежности к «легионерскому лагерю».