Твое милое письмо меня ужасно тронуло вчера вечером! Мы должны были ехать в 9 1/2, но стояли на станции до 12 1/2.

Была толпа — из знакомых сестер и родственники их — и когда наконец мы тронулись все нас крестили в открытые окна. Спала я не особенно хорошо, так как нас всех клопы заели! Мерзость такая — Ба! Татьяна Андреевна⁶⁸² очень милая и веселая. Затем рядом со мною монашенка очень симпатичная простая — мы с нею клопов ловили сегодня утром и она чистила диван мой своей головной щеткой. Такая трогательная, но меня этим смутила ужасно!

Едем в вагоне 2-го класса — коридор по середине — купэ с одной стороны, а кресла с другой, в которые на ночь делают тоже постели. Мылись мы по очереди. Все со мной ужасно милы. Княжна была на вокзале и сказала, что хотела бы превратиться в муху, чтобы со мною влететь в вагон! Воображаю как она бы жужжала и мешала бы спать...

Только что была остановка — ст. «Дно» Витебской губернии. Пили молоко и ели колбасу с хлебом. Доктора пришли с нами побеседовать. Едем в Киев и оттуда не знаем куда нас пошлют.

Проезжаем места где видны остатки местных пожаров.

Думаю, так много о вас — моих милых, дорогих! Скажи Мамa⁶⁸³, что я так тронута, что сказать не могу, ее милым отношением ко мне и люблю ее ужасно.

Дождик идет, хорошо, так как пыли нет. А клопы?! Противно думать о них; Сестра говорит, что дальше будет хуже и пойдут вши в волосах.

Целую Ольгу-душку милую нежно и Мари и Настеньку «a gloomy one».

Крепко обнимаю дорогого Папa и Бабушку и т. Ксению. Скажи бабушке⁶⁸⁴, чтобы она не обиделась, что я тебе раньше написала, но это ответ на твое письмо.

Была у Ирины. Она ужасно миленькая и худенькая, много говорит и веселая.
Goodbye, my own darling!
Да хранит тебя Господь! Пишите мне часто, душки мои.
Твоя любящая тебя всем сердцем

Тетя Ольга 1914, 2 Августа (в поезде на войну едучи)

9 авг., 1914 г., Ровно

Милая душка Мария — Казанец!

Только что была в военном госпитале, где провела утро разговаривая с больными и ранеными и были там 2 твоих Казанца — такие милые, один легко ранен в руку и ногу, а другой умирает с тяжкой раной в живот — от которой уже запах есть, этот умирающий такой прелестный, он рассказал мне о бое 28 июня, когда они атаковали пехоту австрийскую и попали под пулемет!

Он 1-го эскадрона и от его 3-его взвода остались только двое. Я сказала ему, что буду писать шефу и хочет ли он послать поклон и вот он шлет тебе с радостью свой поклон. Он уже дышал с трудом! Так жаль его — с большими страдающими голубыми глазами. Несколько офицеров там раненые и много больных. Все рвутся в бой. Пленных 2-х офицеров Австр. Я с одним по-русски, а с другим по-немецки говорила (Вот вы смеялись бы!). Он просил меня устроить замен его — 2-мя русскими офицерами. На это я сказала, что я ничего не могу, доложу Командующему войсками. Мы сестры имеем довольно работы — готовим весь перевязочный материал с утра до вечера, погода жаркая.

Буду часто ходить по чужим госпиталям т.к. по-видимому душки бедные обрадовались — и шептали «сестра Царя пришла». Кусочек Его!
God bless you душка!

т. Оля.

1914 25 Августа г. Ровно 1914 год.

Мои милые дорогие душки все!

Спасибо тебе Татьяна, darling, за письмо, нет, никакого пакета с письмами ни я ни Т.Анд, не получили — вообще от вас ничего не знаю вот уже больше двух недель и было жаль, так как я так радуюсь вашим милым письмам всегда и хочу знать что вы делаете.

Ну теперь я знаю, что вы видите и перевязываете солдатиков и вам хорошо, и рада за вас. А тут так много горя и страданий, что я рада что вас нет — правда! Очень тяжело раненные у нас теперь. Умерло 10 человек и один офицер (28 лет). Я плакала над каждым — ужас как это раздирает душу, ведь привыкаешь и любишь тяжело больных как ребенка — и вдруг они умирают. Но, конечно, много отрадного в тоже время. Первые 5 - 6 дней мы почти совсем не спали и было очень много тяжелой работы — теперь же как-то меньше или мы попривыкли. Возят их все по ночам — в 3 - 4 часа и мы встаем и идем принимать их с носилок, раздеваем, одеваем в чистое белье и укладываем в кровати, напаиваем чаем или молоком, а затем по 2 несут на перевязки, а там, Боже, как приходится их, — бедных ангелов, мучить! Несчастные ноги и руки перебиты, животы, груди и головы прострелены и надо все это чинить кое-как. Если очень плохо и терпеть им нет сил — усыпляем хлороформом, — тогда легче все делать и не боишься им больно делать. Почти целый день не выходя бегаю по госпиталю — иногда днем хожу на вокзал в вагон дяди Сандро и мы чай пьем вместе и до этого я купаюсь в его ванне — у нас нет ванны вовсе — только одна в госпитале. Пошла раз до приезда больных в баню с Татьяной Андреевной и мы скребли друг другу спины мочалкой — очень трогательно. Вообще ужасно дружно живем. Иногда вечером собираемся в кучку на кровати уже лежащей сестрицы — и долго разговариваем уютно, но это редкое удовольствие. Обыкновенно мы все спать хотим до бешенства и кидаемся на постели, засыпая моментально...

Меня ангелы — наши, правда, любят! Ах, какая радость! Если я как-нибудь редко подхожу к кому-нибудь, они мне же жалуются: «Почему же сестрица вы, ко мне давно не приходили посидеть — посидите у меня на койке». Офицеры тоже страшно милые. Уехал сегодня мой самый любимый сильно раненный — Святополк Мирский (Шатского полка). Мы с ним очень подружились и его мать приезжала — очень милая, у нее 5 сыновей на войне! Уезжая, все говорят, что ужасно грустно прощаться, что так привыкли и любят — а я то как привыкаю и люблю их! Ужасно все-таки отрадно здесь работать и у меня чувство полного удовлетворения. Ничего мне пока не нужно — и лишь бы работы этой побольше и — главное не думать. Я боюсь думать. Никогда больше не гуляю, загар, кажется, мой весь сошел и мне решительно все равно. Довезла Мирского до вокзала на моторе — и было ужасно грустно с мальчиком проститься и с его мамой тоже. Его везут в Киев, так как он серьезно ранен в спину и плечо — а плечо раздробленно, так что очень долго лечить его придется — а наш госпиталь скоро вероятно вперед подвинется — а он боялись остаться без нас — а его семья в Киеве живет, так что удобно там. Я прекрасно уже владею немецким языком и даже подружилась с Австрийским офицером у нас. Мне ужасно их жаль! В особенности одного молоденького, который ужасно потрясен тем, что их бьют и почти плачет каждый раз когда хорошее известие от наших войск, но это у него так искренне, что я его полюбила и так хорошо понимаю! Бедный маленький Боря Панаев — этот ангел убит. Смерть для него была не страшна и он был убит во время атаки. Наверное, он сейчас уже попал куда-нибудь близко-близко от Бога. Вообще ничего не знаю об ахтырцах⁶⁸⁵ и только узнала это из письма одного бывшего офицера из Киева. Который будет мне писать когда узнает что-нибудь о них...

Ко мне пристала белая кошка и любит меня. Во время еды она прыгает мне на колени берет просто из тарелки. Нахалите bonienm! — это я по франко-русски выразилась.
Вспоминаю вас, моих душек, и стала веселая и начала писать глупости.

Наш госпиталь считается раем. Военные госпиталя довольно плохи, ничего у них нет; кормят плохо не перевязывают по 8 дней, потому что материала нет. Перевели 2 госпиталя вперед, а их больные попали к нам. Они и рассказывают, затем волонтерки-сестры — большею частью гадость — когда приносят раненых они даже их не раздевают, а велят им самим это сделать — а вы бы посмотрели в каком виде их приносят — в лужах крови или с присохшей к ранам одежду — нам приходится почти все ножницами разрезать на них чтобы снять — сами шевельнутся от боли не могут, несчастные душки...

Офицеры угрюмы и озверелые когда приносят — но быстро тают в нашей обстановке и делаются ручными через день. К некоторым приезжают родные — и это тоже душераздирающе видеть как несчастная жена видит своего любимого мужа в бессознательном положение, который не может с нею говорить даже! Это ужаснее всего для меня. А затем тоже когда умирают бедные молодые австрийцы — и умоляют, чтобы до смерти привели бы их жену или мать... я рыдаю над ними больше даже чем над своими! Наши как-то умеют умирать тихо, и с верою — а те так борются и не хотят умирать далеко от родины — вот и тяжелее это видеть. Я кажется пишу слишком много грустного — я правда не хотела и старалась этого не делать.

Кончу письмо чтобы сегодня ночью ушло и скорее доехало бы до вас — моих любимых. Обнимаю и целую Папa, Мамa и вас 4-х и Алексея. Кланяюсь няням очень. Что делает Шурик душка? Кланяюсь ему и Эрастовичу и вообще всем хорошим знакомым.

Да хранит вас Господь.
Любящая вас крепко,
Ваша Тетя Ольга

P.S.
Ваши письма теряются из-за неправильного адреса — не надо писать Главноуполномоченному — ибо мы его никогда не видим. Притом надо просто мне писать в госпиталь Общ. Св. Евгения, тогда дойдут другие письма я получаю. Пишет ли Мари П. и что они делают?

г. Ровно, 1914 г., 6 сентября.

Душка Мария милая — как поживаешь.

Много ли сидишь у раненых? Бываешь ли у Бабушки? Меня ужасно интересует почему вернулись Марии П. и Елена? Взяли ли их госпиталь в плен или что? Пишите мне — а я так хочу знать и ничего не знаю. Сейчас сижу у открытого окна и жду дядю Сандро — который обещался приехать и взять меня с собою покататься на моторе, чему я страшно радуюсь конечно, т.к. только раз каталась за месяц, что я тут — как раз сегодня месяц — приехали мы 6 Авг., а сегодня 6 сентября. Время летит прямо ужасно скоро. Сегодня ночью меня жестоко обидела Татьяна Андреевна и конечно от любви ко мне. Она теперь спит у меня в комнате и вот вчера она заботливо вымыла мне голову — и уложила спать. А ночью разбудила меня, чтобы заставить выпить водички (которой мне совсем не хотелось выпить) т.к. я во сне закашлялась и она выскочила полным ходом из кровати чтобы дать мне пить и в темноте дала мне пить воду с зубным эликсиром — что было крайне неудачно, т.к. не только было не вкусно но это было кроме того последняя капля моего эликсира — которую я приберегла до утра. Мы боролись в темноте и облили всю подушку!

Сегодня хохотала до слез и она все время извиняется и сказала: «Вот Вы какая», когда я ей только что прочла — что написала Тебе! Она ужасная душка — Ты бы видела как она ухаживает за больными — они все ее обожают — она целый день хлопочет около них и всегда что-нибудь делает нужное. Нет ни одной такой именно заботливая и нежная из сестер! Меня доктор зовет всегда поласкать больного — во время трудных перевязок — ибо во время сильной боли я их обнимаю, глажу и ласкаю, так — что им совестно вероятно кричать — и ему легче перевязывать в это время! Такой сильный ветер, что моя любимая тарелка вылетела из окна и разбилась.

Я купила тарелку здесь — там вокруг было написано «Боже дай счастья» — а внутри были цветы. Сижу часто на кровати прелестного урядника Оренбурского 2-го полка Ник. Суворова. Мы очень любим друг друга — и по этому может быть он ужасно меня конфузится в перевязочной и отворачивает лицо и краснеет. Такие все милые и любимые солдатики. Наши стрелки 4-го полка были те самые которые на плечах у неприятеля перешли через Сан преследуя их. Наверное ты слыхала — было написано в телеграммах — ну и вот это были наши стрелочки душки. В перевязочной помогает ужасно миленький солдатик Дионисий, которому сперва ужасно не нравилось все что ему приходилось видеть; теперь он привык и помогает мне в перевязках — подает что нужно, а я барином — работаю — и иногда спрашиваю совет хирурга, как лучше сделать. Очень хорошо теперь стало — когда чувствуешь, что знаешь немного.

Казанцев больше не было здесь. Вероятно подвинулись куда-нибудь дальше откуда их сюда не доставляют. Ветер невыносимый! 6 раз дверь открылась — и все полетело по моей комнате — бумаги, письма, карта войны, полотенца и т.п. Несносно! Сегодня две пули сами вылетели из ран! Так смешно было — а вчера тоже: одна из жопочки, другая из животика и третья из ляшки — конечно из разных солдат — как-то их повернула раной вниз — и вытекли пули сами и с треском упали в тазы!... Только что была в перевязочной с моим другом урядником Суворовым. У него разбито правое бедро — и вот сейчас под хлороформ тащили ноги и накладываем гипсовую повязку. Днем катались с Сандро — хорошее шоссе и довольно гористое, красивая местность, но почему-то оно мне не по нутру — напоминает заграницу — что наводит маленькую тоску! Спешу кончить письмо т.к. едет человек дяди Сандро возьмет сие послание. Только что приехали к нам и чай пили два молодых «Состоящие при главно уполномоченного» и с ним «Хоперского полка граф Адлерберг⁶⁸⁶ — бывший Мама Улан. Он едет в Львов искать свой полк почему-то он кажется прикомандирован к Хоперцам Они на моторе ездят. Ну, до свиданья. Помните, что я жажду ваших писем и рассказывайте мне про всех знакомых от Мамa и от Татьяны письма шли 27 дней! Несносно. Я их ужасно благодарю, еще благодарю Татьяну за милое последнее письмо (с Фогелем), а Мамa за книги. Целую Вас всех нежно и крепко. Любимые мои душки и ваши душкинские родители тоже. Кланяюсь няням, Деревенько и Mr. Жильяру.

Господь с тобою. Твоя тебя любящая тетя Ольга.

25 сентября 1914

My sweet darling, Татьяна, душка!

Думаю о тебе много — имеешь ли ты известия от друзей? Спасибо тебе большое за письмо последнее. Я не успела писать тебе с человеком д. Сандро, но напишу с следующим. Получила длиннейшее и ужасно хорошее письмо от «полковника». Я ему стараюсь почаще писать. Он мне 6 писем по почте послал и все шесть не дошли. Вообще письма не доходят. Наши сестры и доктора совсем не получают, а когда получат, оказывается им пишут чуть ли не ежедневно. Уехали много наших больных и сперва я скучала по них — ибо они были мои, а теперь полюбила (и любила) трех милых существ — 2 без ног, а третий серьезно ранен в бедро и поранены кровеносные сосуды, так что очень опасно — дай Бог, чтобы он поправился. Один без ноги был в Сводном Гв. Батальоне 1905 - 1907 гг. и безумно рад был меня видеть и вспоминать со мной все места Гатчины, Ц(арское) С(ело), Елку — и т.п. Он такой трогательный и теперь одна его мечта поехать в Петроград и увидеть Папa «моего Батюшку», как он его зовет, притом с такой лучезарной улыбкой! Я его туда пошлю за ногой и когда он там будет, — пожалуйста, навестите его — я напишу где он будет лежать!

Третий — с чудными глазами черными, был весь обожжен и теперь еще ресницы, брови и усики еле видны! Он меня нежно любит, машет мне рукой и кричит: «Сестрица родненькая моя, пойдите сюда сядь ко мне». Он говорит, что любит меня как «матку родную» и ласковый такой!

Сегодня всем по 6 папирос Папа подарила и объяснила от кого. Вот рады были и благодарят эту душку «покорнейше». Некоторые решили беречь на память и пришлось объяснить им, что прислано, чтобы курить, а одну можно сохранить на память. А мой черноглазый друг — Сладкевич, говорит: «Дайте мне побольше, страсть, курить люблю» и я ответила ему, что напишу Папa и скажу, что есть такая обжора и небережливый человек Сладкевич — который зря выкурил все хорошие папиросы! Он очень смеялся и радовался этому! Я за него тоже очень боюсь ибо у него вдруг сегодня гной пошел из культяпки — что не совсем хорошо и он сам испугался и ужасно рыдал утром, бедный милый! Только сидела на его кровати и кормила другого сидящего, то есть лежащего около него манной кашей. Да, полковник пишет, что Белый-маленький женится на девице Анны Иоановны Соколовой! Хотела бы ты выйти замуж за Белого? Нет, вот я так и думала. Подумай о нем в штатском!!! Я когда думаю о ком-нибудь, который мне нравится — представляю их в штатском — и тогда только те — что правда любишь — выдерживают мою критику! Приехала маленькая бедная жена летчика одного из Севастополя и пока живет у нас, а затем она сунется в поезд санитарный. Она ровно ничего не знает — но бегает по пятам Татьяны Андреевны, а одета сестрой.

Здесь все почти одеты фантастическими сестрами — и меня сердят все эти дуры парадирующихся по улицам. Опять будет тоже — что в ту войну было — когда дамы — которые хотели забавляться одевались сестрами. В одно время даже гимназистки в коротких юбках ходили здесь в косынках развивающиеся за ними и с красным крестом на рукаве!

Не знаю получает ли Папa (вероятно нет) Армейский вестник издаваемый при штабе Ген. Иванова — очень хорошая маленькая газетка — и вот вчера я нашла одну вещь над которой рыдала одна в своей комнате — это письмо матери к сыну-офицеру на войне.

Я перепишу для тебя: «Твой отец был убит далеко от нас за Ляояном, тебя я отдала святому делу, на защиту нашей милой родины от близкого и страшного врага. Помни, что ты — сын героя! Мое сердце сжимается и глаза плачут когда говорю тебе "Будь его достоин!". Ведь я знаю роковой ужас этих слов и все-таки в муке за тебя, повторяю их. Нас всех не будет, что наша жизнь? Это — капля в океане прекрасной России. Нас всех не будет, но пусть цветет и радуется она. Я знаю, мы будем забыты, наши счастливые потомки и не вспомнят тех, кто истлеет в братских могилах... Целуя и благословляя тебя — я простилась с тобою. Когда тебя пошлют на подвиг, не помни моих слез, помни только мое благословение... Да хранит тебя Бог, мой дорогой, светлый, любимый... еще одно: ВРАГИ, везде пишут это, ЗЛЫ И ДИКИ, НО НЕ ПОДДАВАЙСЯ СЛЕПОЙ МЕСТИ. НЕ ПОДЫМАЙ РУКУ НА ЛЕЖАЧЕГО И БУДЬ МИЛОСТИВ К ТЕМ КОГО СУДЬБА ОТДАСТ В ТВОИ РУКИ»...

Письмо это найдено на замученном сыне. «В диком и мстительном безумии, — говорит писатель, — остервеневшие немецкие варвары и убийцы успели прежде чем прикончить его — замучить героя. Письмо забрызганное кровью — реликвия и пусть хранится в священных драгоценностях этой семьи».

Какой дикий ужас... В этом роде есть еще один рассказ, но я его напишу другой кому-нибудь, а то теперь пора кончить письмо. Татьяна Андреевна тоже сидит около за тем же подоконником и тоже пишет одной из вас. Эликсиром меня перестали поить! Кашель прошел. Холод собачий и буря (на 10 баллов).

Кланяюсь очень Ник. Пав и Мордвинову, пусть он напишет — послав письмо через мою контору, а то не доходят.

Крепко нежно прижимаю к грудям всю душкинскую семью начиная с Папa и кончая Алексием! God bless you, my darling!

Твоя всегда т. Ольга

Говорят, Папa завтра утром посетит нас! Солдаты сияют! Я тоже. God bless you! Едем в Ярославль через 3 дня.

Ровно, 5 - 6 Октября 1914 г.

Здравствуй моя толстая душка милая Мария!

Интересно ли было на параде Конвоя? Очень сожалею что никогда не вижу его — именно это меня очень интересовало бы. Сразу как я встала мне принесли телеграмму от них, где они поздравляют меня сами собою и очень милые вещи пишут. Мне ужасно жаль Олега и его семьи и в особенности Нади Петровны, которая его нежно любила. Но он славно умер маленький Олег! Эти дни мы много работали и было около 200 у нас новых раненых.

Между ними было много казаков всяких и Терские и Кубанцы и Донские казаки. Они ужас какие милые. Некоторые были сильно раненные. Один очень милый хорунжий лежит у нас. Сегодня я его пригласила гулять в сад и он страшно обрадовался. Сестры нас снимали и я приняла фотографическую позу ногами (рис) — ты понимаешь? и ему это так понравилось, что он моментально то же самое сделал! Был один ужасный милый раненый доброволец казак молодой, я его избрала своим и никому не уступала и не позволяла трогать и рычала и щелкала зубами когда кто-то из сестер вздумал помогать мне одевать его! Это ему очень было приятно и лестно он ужасно смеялся — и его товарищи тоже — и уезжая мы пожали друг другу лапу крепко и он сказал «Я Вас никогда не забуду!». Затем у меня тоже есть старый татарин которого я очень люблю — он очень похож на обезьяну — и такой он жалкий и страдает. Ранен он через бедро в руку. Сегодня ему операцию делали чтобы гной выпустить из ран — бедненький под хлороформ. Несколько грузин у нас тоже, но они вовсе не интересны. Мой оренбурец Суворов пишет — он попал в Госпиталь в Курске, а хотел в Харьков — ибо там стоянка их полка в мирное время!

Я нежно люблю Татьяну Андреевну и мы очень уютно с нею живем. Вера Титова взяла себе перо, которым Папa расписался когда был здесь у нас — а ее друг Вера Поммерг взяла стул на котором его ж... а просидела 2 минутки — и она завязала розовый бант на спинке и ревниво охраняет от чужих соприкосновений! Сегодня я долго стояла и смотрела как учи¬лись около наших казарм — ратники. Они хорошо учились.

Внизу под моей комнатой помещаются санитары и в данный момент они вечерние молитвы поют и кончили гимном. Каждое слово слышно... — гимн первый раз не удался и оборвался посреди поругались и начали сначала... Только что получила твое и все письма — это сущее вранье — т.к. я их рано утром получила но времени не было читать ибо как нам притащили около 150 раненых и мы 5 часов подряд перевязывали! Я даже взмолилась! Обедали поздно и я вышла проветриться немного. От Кукушкина⁶⁸⁷ моего собственно получила сегодня депешу! Я очень обрадовалась — а то давно от него не слыхала — и душою болела. Ну до свидания моя душка Спасибо большое Ольге и Настьюшке за письма и за поклоны нянь, и всех благодарю и кланяюсь. Т.А. всех целует она занята и писать не могла.

Твоя любящая тетя Ольга.

Ровно 14 октября 1914 года

Моя душка дорогая Татьяна!

Кажется, очередь писать тебе и, если я ошиблась, то пусть обиженная особа меня простит.
У нас уже несколько дней очень симпатичная партия раненых. Вид у них очень здоровый. Вернулся мой Вроновский из поездки за ахтырцами. Он их нашел около Самбор — это у подножья Карпат, но так как полк все время на ходу, он 2-ое суток плелся с обозом (верхом) за нами и только по вечерам виделся с нами. Офицеры ужас как обрадовались шведским курткам, теплым сапогам, фуфайкам и белью, так как у них ничего не было, а у гусар-солдат все зимнее уже доставлено: полушубки и т.п. Они говорят, что они как дети раскрывали ящики, тут же все мерили на себя и визжали! Курящие все получили папиросы, а некурящие шоколад! А бисквиты пошли в общую — к чаю когда можно.

Я получила три письма от офицеров и одно длинное от Кукушкина чему очень обрадовалась. Солдаты его ужасно полюбили, называют его «Брат родной» и хвалят очень, что конечно, ужасно приятно было слышать, хотя я и не сомневалась ни одной секунды раньше! Они просят ничего больше не посылать нижним чинам ибо трудно с собою брать, жаль бросать и все нужное уже есть.

Белье желательно, так как они мыться не могут и белье у них грязное и вкусные вещи им тоже можно посылать иногда, что я приняла к сведению!

У Адьютанта полка дочь родилась и он очень доволен. Я заочно ее крещу. Офицеры в отчаянии своим новым командиром — так жалко — они просто говорят, что он большой хам. Я слыхала раньше о нем. Он был начальником штаба их дивизии в мирное время. Конечно по почте они такие вещи не писали — но попользовались Вроновским.

Опять стало холодно и я топлю свой камин.
Ина Мальцева вдруг мне написала — что идет в наш отряд! Не знаю, как она устроилась и она думает — что будет близко от своего «Сережи » — а я не знаю где он и при ком он состоит?!
Что случилось с Бабицыным? Я вдруг прочла в газете о его смерти, но не сказано, что он был убит. Напиши мне.

На днях мы кормили около 1000 раненых на питательном пункте. Это невероятно весело ибо надо все полным ходом делать — и я люблю физическую работу; например, нести огромные чайники, разносить хлеб, чистить столы и кормить солдат.
Было очень смешно, потому что многие меня спрашивали: «Сестрица, которая из вас сестра Государя?» и мне пришлось ткнуть себя в грудь с виноватым видом! Вот ели! Ужас как аппетитно.

Из сегодняшних раненых один ранен бомбой с аэроплана — и около него была убита сестра милосердия, которая бедная в эту минуту перевязывала — убило 8 человек — уже раненых! Это было у станции Самбора. Вроновский тоже видал, как упала бомба на этой же станции, но вреда не причинила.

1914 Октября. Ровно.

Мои дорогие возлюбленные племянницы-душки!

Не помню окончательно кому я писала — поэтому всем пишу — и люблю.
Эти дни мне почему-то так хорошо — положим, я знаю причину: «Аглаимыч⁶⁸⁸ (мы его так зовем) он сам по себе прелесть и затем он Ахтырец и затем ужасно любит Ник. Алек.⁶⁸⁹
Сегодня день его рождения...

Мы вспоминали его — в 8 час. утра сегодня — ибо я побежала к ним с хорошими телеграммами — разбудила моего Аглаимыч, который спал с головой черной под подушкой — он вскочил с испуганным лицом — но сразу увидев меня — улыбнулся — своему Шефу. Затем я пошла перевязывать — и это время вдруг лицо дяди Сандро всунулось в дверь и сказало: «Ну вот». А потом сообщил что идет наверх к офицерам и мне стало завидно адски и когда я кончила я туда побежала — и нашла его сидящего на кровати моего маленького — откуда я его моментально прогнала — водворилась сама. Маленький густо покраснел и был очень польщен. Ну затем мы позавтракали а в 2 час. я одела пальто и на голову апостольник — и пошла звать Казановича гулять. Он еще был в халате и сказал «матушки!» и стал быстро-быстро одеваться, а я ждала и потела, сидя на койке Аглаимова. Бедный маленький — он тоже хотел! Прошлись мы по главной улице, прошлись вокруг разваливающегося замка Кн. Любомирского и он меня провел к вагону Сандро — куда я пошла а он остался, домой пошел. Я выкупалась а затем пили кофе и много Сандро мне рассказывал а я с интересом его слушала. Он был в Варшаве, Седлеце, Люблине, Холме и т.д. Видел красивую Кутузову в Варшаве. Она опять простудилась и ее послали назад в Варшаву поправиться. Она перевязывала почти на передовых позициях и в восторге и дивно-красива в этом одеянии и носит косынку как вы — низко на лоб — что ей очень идет. Вернулась я в 5 ч. и пошла к офицерам — где получила хорошую встречу — мы стригли бумажки на подушку и пели и разговаривали а затем нас ужас как насмешил маленький подпор. 19 лет — Болотов — который говорил как пулемет — очень низким голосом и сам хохотал — и дразнил нас всех а затем воевал с доктором — который тут же в постели положил ему всю заднюю ногу в гипс — а он умолял, грозил ему и ругался ужасно — не хотел! Ужас как смешно — целое представление — за которое он хотел с нас билеты брать. Милый мальчик — а в первый день молчал и только улыбался! Другие офицеры ранены в разные места — из-за которых они конфузятся и потому они не интересны — солдаты душки такие — и страшно любят когда я им «а лимоны» накуплю к чаю!

Татьяна, какой улан тебе подарил собачку? (сучку?) Ты сидишь на его койке, Ольга говорит. Очень занятно. У меня теперь 200 Мамa книжек д. Алекс (легкий старик) их оставил у меня также все вещи. Я раздаю изредко другим госпиталям — все халаты раздала ибо очень о них просили...

Бедный бедный Теглов! Так безумно жаль их всех милых... У меня захватывается дыхание когда подумаю о них...

Спала я в одиночестве т.к. моя милая компаньонка дежурила; но мышка «kept my company». На днях я спала с белым котом — в надежде что он ночью словит мышь — но ему это в голову не пришло даже и он влез мне под одеяло и спал крепче чем я! Я в данное время большая свинья — так как думаю только о себе — и поэтому только вожусь с офицерами — и то не со всеми а с 5-ю — но за то душа даже отдыхает — не говоря о всем остальном (ноги и т.п.). Сижу себе целый день — делаю ничтожные вещи — для них — и вот и все. Они рады. Солнце и хорошо. Трудно верить что у вас уже зима. Зачем так скоро? На днях мы ужасно смеялись над Татьяной Андреевной — это было конечно в офицерской палате — где она за старшую (я ей soi de'saut помогаю). Офицеры пели тихо и красиво и я сидела с ними на койке — а через две койки лежит офицер ранен в бок и в руку (не имеет двух пальцев на правой) он чувствовал боль и Т.А. полезла его утешать — но одним ухом наслаждалась пением все время и в одну паузу мы слышим: «Ну что вы милый, ничего, все пройдет!» — и с повелительным жестом в нашу сторону «О если б поняли меня». Мы все покатились — а она продолжала шептаться с больным — но наконец его разобрало тоже и ее — и мы долго и много смеялись.

25 октября, суббота — продолжаю. Вчера после обеда в 2 ч. мои душки Аглаимыч и «маленькое Благородие» (которому 19 лет), артиллерист Болотов вышли в сад на костылях. Они сидели на солнце с заботливыми денщиками — которые их доставили в сад. Мы сидели втроем и напевали марши «Дни нашей жизни» — «Старый Егерский» и т.п. Затем пришел мой прапорщик Казакович, а затем и Тат. Андр., Вера Титова и маленькая Кубасова которых я пригласила кататься с собою на моторе. Было очень хорошо — мы 4-и взяли на козлы Казановича. Бедные мальчики на костылях остались у ворот и кивали грустно. Их нельзя еще трясти. Мы гуляли за городом в сосновом лесу. Затем я пошла чай пить к Сандро, а в 5 час. вернулась и пошла в офицерскую, но не долго сидела ибо привезли много раненых и сперва я их укладывала по койкам (т.к. опять никого не было в эту минуту там), а затем до 9 ч. — мы 5 человек перевязали, и я только вошла на минуту проститься на ночь с моими душками. Аглаимов имел все эти 3 часа — на подушке своей — мой оренбургский платок! Они все любят мой платок он часто переходит от одного к другому. Вшей было много на солдате — и что-то меня кусало ночью! Let's hope it was only a Hea! (flea).

Сегодня эвакуация и могут взять 2-х наших офицеров в Киев — которые туда хотят очень. Я хохотала очень читая твое письмо Швыбзик, где ты пишешь не лестно о тех бедных офицерах, кот. имели несчастье попасть в ваш лазарет, «такие не аппетитные, что могли бы и не жить». Эта фраза была прелестна, но ты все таки свинья!..

Моя кошка сделала дуду тайно в кровать ночной сестры, бедная душка Смирнова (монашка) кот. еще не пришла и не подозревает эту гадость. У меня образовался такой огромный склад вещей и белья — что ужас! Тюки стоят по всюду и на лестнице и в моей комнате. Но это приятно иметь — и когда что нужно все под рукой...

Мне прислали из Персии (наш консул в Тавризе) 2 тысячи руб. и ужасно много вещей — наверно он теперь жалеет, ибо и им там тоже нужны будут...
Как странно, что Спалу не разрушили? Я это понять не могу. Ну пока иду в госпиталь — осмотреть больных до перевязок и поздороваться.

День прошел благополучно. Дело сделали затем офицеры снимались со мною — двое уехало — что было немножко жалко. Днем катала сестер в моторе, была у Сандро, чай пить вернулась в 5 ч и посидела на койке моего маленького татарчёнка до 9 ч. Мы сидели отдельно от других, т.к. его сосед уехал как раз — и здорово по душам поговорили серьезно и уютно. Он чудный мальчик с большой глубиной и душой. Ну пока писать не могу больше поэтому до свидания мои прелестные душки — и да хранит вас Господь. Нежно целую всех 4-х и братца вашего и родителей ваших.

Любящая всегда тетя Ольга.

Мои милые душкинские дорогие.

Спасибо вам всем 4 за милые ваши письма. Живу себе очень хорошо и спокойно на душе т.к. Кукушкин мой любимый еще со мною. Опять стало много работы — у нас 250 раненых и все хорошо. Раненые со всех концов — есть из Венгрии, из под Кракова, из под Кельцы и т.д. Несколько Сибирских стрелков — с Папaхами огромными и потом несколько чудных стрелков так называемой «Железной Бригады» 13 и 14 полков⁶⁹⁰. Это удивительные люди — когда перебиты были все их офицеры — они сами продолжали идти в атаку и командовали сами собою...

Все их здесь на нашем фронте знают и уважают и увы! Их мало осталось. Такие милые — все эти раненые что ужас. Сегодня душка милая Тетя Ольга⁶⁹¹ приехала. Я была чрезвычайно рада ее видеть и долго и много давила ее и целовала. Она так мило и уютно беседовала со всеми почти, что мы все умилялись. Вот прелестный человек!

Офицеров у нас в данный момент 3 — а было на днях 15 человек — все веселые и любезные. Один бедный мальчик — имел отмороженные ноги! Они вечером после ужина приехали и мы не ожидали их — это было последний вечер Аглаимова и поэтому он и Ник. Алек, оба ужинали у нас — а затем Татьяна Андреевна и я пошли с ним в их палату и уютно уложили их обоих а затем она массировала ноги Аглаимчика а я натерла Н.А. спиртом — от чесания — и вот после этого внесли одного офицера. Мы обе стали его раздевать — и «наши мальчики» тоже встали и помогали — а затем еще и еще — пока все койки не были заняты.
Компания была веселая и шумная и не дала нам идти спать до 1 ночи. Они только 11/2 сутки и оставались — и из них остался лишь пор. Фогель — Переволочинского полка.

Вчера утром принесли еще офицерика Курского полка — который в Августе у нас же лежал и ранен в ту же ногу опять! Мы заметили, что все раненые по 2 раза, и это сами же офицеры говорят. Кто раз в начале был ранен обязательно второй раз опять. Почти все вкусные вещи присланные прошлый раз Мамой вашей — я отдала Аглаимову и он повез их в полк! Эта дорогая душка уехала вот уже 4 дня — в 6 ч. утра. Мы с ним поцеловались — ужасно хотелось плакать — я его перекрестила и он мне сказал что я ему как мать родная и разные трогательные вещи — провожали мы его до станции — а до этого я пошла в палату где спали 15 офицеров и присутствовала в последний раз при его туалете при свете одной свечи. Он пил чай и дул в стакан и грустно было этой душке уехать из уютной обстановки — опять в сражение... Храни его Бог! Я сегодня получила трогательную посылку из Воронежа от одной учительницы — очень бедной — 2 пакета для солдат — сама сшила их... Я получаю много трогательных писем вообще от многих неизвестных мне лиц. Да, вчера гуляя по улице (между прочем в Ровно 11 тысяч солдат) с Н.А. встретились два молодых солдата — один отдал кое как честь но другую руку не вынимал из кармана — и был удостоен милостивыми словами Н.А. «вынь руку из кармана ж...» — он огрубел сильно на войне как вы видите. Уезжает он во Вторник в 6 ч. утра на границу Венгрии — где теперь стоят мои дорогие Ахтырцы. Очень он вам всем кланяется.

Еще забыла написать одну смешную штуку: Сегодня утром когда душка старая Тетя Ольга приехала — как раз шли перевязки — и она неприменно желала остаться со мною там — «чтобы не отрывать от дела» — ну пришел молоденький солдатик и подошел ко мне. (Он прострелен насквозь — ниже живота с правой стороны — и вышло в ягодицу) — Т. Ольга сидела рядом на скамейке и вот он не долго думая просто и трогательно снял штаны — она вскочила со скамеечки и стала рассматривать на стене пятно — но скоро села обратно и уютно стала с ним беседовать, пока я его не перевязала. Вообще она была аппетитна и мила. Со всеми говорила, позавтракала — все ее безумно полюбили [...]. После этого Н.А. и я гуляли много верст и было очень уютно и хорошо.

Я много шью в свободные минуты теплые чехлы на раненые ноги (фасон Мамa) — 3 пары в день можно сделать — и я очень мало работаю — лишь по вечерам.
В данную минуту Татьяна Андреевна и Ник. Алек. — ужасно шумят бумагой и вещами и укладывают разные вещи для Ахтырцев — да и остающиеся вещи (целый склад) — у меня в комнате остаются в больших ящиках. Я же устала почему то (ноги) от перевязок я 3 часа работала усиленно — и приятно сидеть посреди комнаты и писать — и уповать и ожидать что меня скоро накормят обедом.

Больше нечего писать.
Целую крепко и нежно и ужасно люблю вас всех пятерых и Мама душку.
God bless you⁶⁹² всех!
Когда увидите Шурика и Виктора кланяюсь им душкам.
Кланяюсь Mr. Gilliard'y, Hlype, Нюте и Лизе, Деревенько и всем!
Н.А. и Т. Андр. очень кланяются вам всем.

Любимая и любящая вас Тетя Ольга.
Ровно, 24 Ноября 1914 г.