О некоторых моментах повседнейной жизни солдат и офицеров 12-го гусарского полка полка рассказано в воспоминания Алексея Гернгросса, офицера-ахтырца. Эти воспоминания написаны им уже в эмиграции и никогда не были опубликованы, но бережно сохранялись в полковом архиве оставшимися в живых однополчанами и их потомками. К нашему клубу эти рассказы попали из рук Ольги Николаевны Куликовской-Романовой – вдовы сына Великой Княгини Ольги Александровны.

Предвоенная жизнь полка была наполнена ежедневными эскадронными и полковыми учениями. Гусары оттачивали свое мастерство и только вечером, в помещении офицерского собрания царили радость и веселье. Поступая после окончания училища в полк, молодые корнеты автоматически становились членами полкового офицерского собрания. “Как много, – писал А.Гернгросс, – эти два слова значили для юноши, еще не знавшего свет и начинающего по-настоящему входить в жизнь со всеми ее радостями и горем. Входя впервые в него, он входил в новую семью. Воспитание начиналось сначала, и то, что еще не привилось в училище, то молодой офицер впитывал в себя в стенах своего собрания. Собрание блистало чистотой, по стенам висели портреты русских императоров-самодержцев, создавших за несколько веков славу России. Висели портреты русских полководцев… В офицерском собрании молодой офицер воспитывался в беспредельной любви к Государю, верности Родине и обожанию своего родного полка. Войдя в полковую семью, полк становился всем: отходили на задний план и семья, и былые друзья, и полк олицетворял для офицера все самое прекрасное и благородное на свете. Столовая офицерского собрания сверкает огнями. Белоснежная скатерть, хрусталь и серебро сверкает на столе. За столом сидят по чинам. Во главе стола – командир полка, далее – штаб-офицеры, командиры эскадронов и все остальные по чинам. Засиделись за столом, и не хочется расходиться. Левый фланг, т.е. корнеты и поручики, молодыми звонкими голосами запевают, обращаясь к старшим однополчанам:

Где гусары прежних лет? Где гусары удалые, Председатели бесед, Собутыльники лихие?

Поют, конечно, стоя. Хриплыми от команд на морозе и ветру, от песен и вина голосами отвечает им правый фланг:

Здесь гусары прежних лет. Здесь гусары удалые, Председатели бесед, Собутыльники лихие!

Вестовые вносят полковую серебряную чару, и встречает ее уже общий хор голосов. Идет вкруг стола полковая чара, и пьют из нее и седоусые старшие офицеры, и совсем юные корнеты. Но вольности не может быть никакой. Каждый помнит свое место. Дисциплина – прежде всего… Загул идет до рассвета, и только блеснут первые лучи солнца в утреннем тумане, едва позолотеют розовые облака, раздаются звуки тревоги. Это командир полка сзывает свой полк на полковое ученье. Все разбегаются по своим квартирам, и денщики льют холодную воду на головы своих господ. Через пять минут полк построен и дружно и весело отвечает на приветствие командира. Долго длится полковое учение: командир полка знает, что делает, и муштрует своих офицеров, делая упор на тех, кто вчера слегка перебрал. Так воспитывался молодой офицер в собрании, и воспитание не было в том, чтобы при-учить молодежь к вину и к тому, чтобы научиться пить не пьянея. Нет, учили тому, чтобы офицер оставался самим собой и не забывал, для чего он носит полковой мундир…”

Начало ХХ века – начало появления авиации в России. Кто из представителей офицерского корпуса наиболее подходит для освоения воздухоплавания? Конечно же, офицеры-кавалеристы! Были такие энтузиасты и среди ахтырцев. В архивах Каменец-Подольского (в то время центр Подольской губернии) нашлись две интересные статьи в газете «Подолiя». Я приведу их Вашему вниманию.

«Подолiя». N 87 от 26.07.1913 г.
«Меджибож. На днях, во время смотра артиллерии 12-го армейского корпуса и занятий 12-й кавалерийской дивизии, прибывший из Киева на «Ньюпоре» летчик 12-го гусарского Ахтырского полка штабс-ротмистр Владимир Есипов в течении получаса летал над войсками лагерного сбора на значительной высоте, показывая блестящие приемы управления аэропланом».

«Подолiя». N 83 от 13.07.1914 г.
«Меджибож. На днях, на кладбище с.Требуховец при Меджибоже предано земле тело погибшего в Очакове 1 июля военлетчика штабс-ротмистра 12-го гусарского Ахтырского полка В.Н.Есипова. 5 июля гроб с телом Владимира Николаевича Есипова прибыл в Меджибож и был установлен в Церкви Ахтырского полка, окруженный множеством венков. 6 июля для отдания воинских почестей погибшему летчику к Церкви полка прибыли: рота пехоты, сотня казаков, эскадрон гусар, хор музыкантов и два хора трубачей. По окончании заупокойной литургии и панихиды, состоялся вынос тела на кладбище с.Требуховец. Здесь, направо от входа, лицом к могиле товарища-однополчанина поручика Г.К.Умнова (погиб в августе 1913 года на скачках), под звуки «Коль славен» и многократные залпы был спущен в склеп гроб с останками Есипова».

Я упоминал о том, что 12-й Ахтырский полк в 1914 году был участником ежегодного смотра гвардейских полков в Красном Селе. На самом деле полку об этом было известно еще в 1913 году. Августейший Шеф Великая Княгиня Ольга Александровна объявила офицерам, что по Высочайшему повелению ахтырцы приглашены участвовать осенью 1914 года в красносельских маневрах и будут осчастливлены Царским смотром. Для армейского полка это событие имело огромное значение.

Усиленная подготовка началась с обращения командира, кавалера ордена Св.Георгия 4 степени, полковника Николая Васильевича Трингама к офицерам полка: “Господа офицеры! Великая честь идти на Царский смотр, но не забудьте, что и эту честь надо оправдать и заслужить. Мы не можем быть хуже других, а должны сделать все для того, чтобы постараться быть, если только это возможно, лучше всех. Помните это твердо. Забудьте все ваши развлечения, отпуска и думайте только о том, что вас ждет в Красном селе. Втолковывайте это гусарам, чтобы они поняли, чего мы от них ждем, и не посрамили родной полк”.

Командиры эскадронов взялись за младших офицеров и вахмистров. Младшие офицеры взялись за унтеров, и полковой аппарат заработал полным ходом. Лошадям начали давать полуторный паек фуража. Отдыха почти не было, строевые ученья шли почти целый день. Так продолжалось почти год. Весь полк осунулся. Поправились только кони, переведенные на двойной паек и за год втянувшиеся в тяжелую строевую работу.

Наконец полк прибыл в Красное село. 12 июля закончились эскадронные и ротные маневры, состоялся Высочайший смотр войск, где ахтырские гусары удостоились Царского “Спасибо!”. Но тут наступил самый страшный и ответственный момент для полка. Великая Княгиня Ольга Александровны попросила проэкзаменовать свой полк Главнокомандующего Войсками Гвардии и Петербургского военного округа Великого Князя Николая Николаевича, который был несравненным знатоком и строжайшим ценителем полковых учений и перестроений. А.Гернгросс вспоминал: “...И вот полк остался один на Красносельском поле. Гусары стали показывать свое строевое искусство. Показывались атаки и на сомкнутую пехоту, и на пехотные цепи, и на конницу, и применялся полк к местности, и неожиданно размыкался и складывался как гармоника, чтобы опять мгновенно развернуться. Долго и внимательно смотрел Великий Князь полк и, в конце концов, пришел в полное восхищение. Все перестроения производились на самых широких аллюрах, и ни разу не произошло ни ломок фронта, ни малейшего замешательства. Неоднократно благодарил полк Великий Князь, а отдельно, обращаясь к офицерам, изволил сказать, что давно он не испытывал такой радости, как это ему пришлось испытать сегодня, видя выучку полка. Его Высочество прибавил, что полк действительно показал себя. В заключении же сказал, что Он уверен, что Ахтырский полк... покроет новой славой свой старый Штандарт”.

За отличную выучку полка и заслуги перед Отечеством командир полка полковник Н.В.Трингам Высочайшим повелением был произведен в генерал-майоры. На ближайшее воскресение были назначены офицерские скачки. “После ученья был обед в Высочайшем присутствии, после которого Государь милостиво побеседовал с каждым из офицеров. Затем, сразу после обеда, человек 17 офицеров поехали на 50-летие Красносельского театра. В конце третьего действия из ложи был вызван полковой адъютант поручик Г.Н.Псиол (в последующем – полковник), была получена телеграмма: “Немедленно выступить на зимние стоянки. Посадка первого эшелона в Гатчине в 2 часа 40 минут ночи сего числа”. Все офицеры немедленно уехали в расположение полка и стали быстро готовиться к выступлению. По телефону в Петергоф было передано Великой Княгине Ольге Александровне о столь внезапном отъезде полка. Уже в 12 часов ночи наш обожаемый Шеф была в собрании полка. Такое сердечное отношение к полку всех растрогало, но на душе было уныло. Великая Княгиня вышла проводить нас, офицеров, благословила иконой Ахтырской Божьей Матери (работы К.Фаберже) и поцеловала в лоб”.

Первая мировая война 1914 – 1916 годов оказала огромное влияние на все стороны жизни Российского государства и открыла очередную страницу трагической и кровавой эпохи в истории нашего народа. Однако, в течение многих десятилетий эта война, благодаря коммунистической идеологии была "забытой войной". Между тем, название "Второй Отечественной", употреблявшееся по отношению к ней до 1917 года, отнюдь не являлось продуктом официальной пропаганды. Обращаясь к документальным свидетельствам тех тревожных лет, легко заметить, что современники первой мировой прекрасно понимали историческое значение происходивших событий. и так же, как в далекий 1812 год, вставали на защиту Веры, Царя и Отечества.

Полковая жизнь ахтырских гусар круто повернула в другое русло, 16 июля ночью пришло известие о мобилизации. Ахтырцы, не заходя к себе в Меджибож, отбыли на Юго-Запад Российской Империи, где в то время развертывались четыре армии, общей численностью 35 тысяч пехоты и около 13 тысяч кавалерии. 12-я кавалерийская дивизия (начальник генерал-лейтенант Каледин), в состав которой входили Стародубский драгунский, Белгородский уланский, Ахтырский гусарский и Оренбургский казачий полки, была выдвинута южнее линии Красник – Владимир-Волынский – Проскуров.

Начало войны ахтырские гусары встретили на австро-венгерской границе. Полк был превосходно подготовлен к боевым действиям, сказался год проведенный в ожидании Высочайшего смотра. Моральный дух солдат и офицеров был чрезвычайно высок, гусары буквально рвались в бой. 24 июля в 11 часов 05 минут из штаба дивизии прибежал гусар и объявил о радостной вести: «Австрия объявила нам войну». Первые дни протекали без особых потрясений, ахтырцы с нетерпением ожидали настоящих боев, но командиры ограничивались только разведкой приграничной полосы.

Рано утром 4 августа на Юго-Западном фронте развернулась Галицийская битва, в которой участвовали значительные силы русской и австро-венгерской армий. Эта битва явилась одним из самых крупных сражений Первой мировой войны. Наши войска быстро продвигались вглубь территории Австро-Венгрии, захватывая орудия и пулеметы противника, и забирая тысячи пленных. Ахтырские гусары, как и вся 12-я дивизия, показали несчетное количество подвигов и навеки покрыли себя славой, хотя и ценой немалых жертв.

Первый серьезный бой ахтырцы выдержали 13 августа 1914 года. Находясь в авангарде дивизии, сочетая конный и пеший порядок, полк повел наступление на позиции австрийцев. Выбив мелкие кавалерийские и пехотные части, “гусары, вскочив в лес, врубились в ряды упорно сопротивлявшихся австрийских драгун и улан и обратили их в бегство, захватив в плен трех офицеров, 152 нижних чина и около 37 лошадей”. Противник, неся большие потери, в беспорядке отошел. В этом бою полк потерял двух офицеров убитыми. Продолжая наступление, 17 августа головной отряд ахтырцев наткнулся на наступавшие цепи противника у с.Руды. “Спешенные эскадроны (1-й, 3-й, 5-й и 6-й) вошли в лес и увидели густые цепи австрийцев, наступавших на 1-й батальон 45-го пехотного Азовского полка, который, понеся большие потери и лишившись почти всех офицеров, поспешно отходил. Гусары открыли огонь с близкой дистанции и бросились в штыки против Тирольских стрелков, которые после рукопашной схватки, не выдержав стремительной атаки, начали отходить, неся огромные потери”. Задача, возложенная на полк, была выполнена.

28 августа австрийцы перешли в наступление по всему фронту 8-й армии генерала А.А.Брусилова, завязался встречный бой. Силы противника оказались подавляющими и бой проходил с переменным успехом. День 29 августа 1914 года навечно вошел в историю Ахтырского гусарского полка. Продолжались ожесточенные бои и наши войска с трудом удерживались на своих местах, но левый фланг потерпел крушение. 48-я пехотная дивизия генерала Л.Г.Корнилова была охвачена с юга превосходящими силами противника и отброшена за реку в полном беспорядке. Генерал А.М.Каледин спешил три кавалерийских полка и приказал им идти на помощь частям 48-й дивизии, которая буквально истекала кровью. Ахтырский полк находился в резерве. Но противник сосредоточил всю силу огня своих батарей и пулеметов по наступающим, положение было катастрофическим. Каледин, чтобы спасти остатки нашей пехоты от полного уничтожения, принимает решение бросить в конную атаку четыре эскадрона ахтырцев. При столь убийственным огне противника применять кавалерию в конном строю было безумием.

"В 3 часа дня было получено приказание: “Ахтырскому полку атаковать пехоту”. Быстро сели на коней гусары и стали подниматься из лощины на бугор. Австрийцы, видя как разворачиваются наши эскадроны, переместили на нас весь огонь, не желая допустить атаки. Под сильным свистом пуль, совершенно спокойно, командир полка генерал-майор Н.В.Трингам командует: “Шашки, пики – к бою, атака на пехоту, повзводно, по два взвода в одну шеренгу на 100 шагов дистанции, рысью”, а затем “галопом, марш-марш”. Лихо и стремительно пошли мы все вместе (3, 4, 5 и 6 эскадроны), быстро рассыпавшись в указанном направлении атаки на пехоту. Полные завета наших отцов и прадедов, и зная, что начальник дивизии верит нам и знает, что ахтырцы исполнят с честью его приказание, мы шли на не расстроенную, а, наоборот, на энергично наступавшую пехоту, наткнулись на окопы, вырытые в разных направлениях, попали под сильный огонь пулеметов и такой же шрапнельный огонь. Пронеслись мы, поражая врага около 4-х верст, обратив австрийцев в паническое бегство, но на четвертой версте были остановлены топким болотом, преградившим наше дальнейшее продвижение. Возвращались назад спокойно, провожаемые огнем артиллерии. Наши “буланчики” быстро пронесли нас вперед, трудно их было сдерживать. Люди шли весело, с безумной храбростью, не обращая внимания на то, что наши ряды все редели и редели. Мы все находились в аду, но с честью выполнили возложенное на нас поручение, как подобает ахтырцу. Каждый думал одно: “Я – Ахтырец!”

Полк потерял убитыми: командира полка, 3-х офицеров и 44 гусара; ранеными: 5 офицеров, 72 гусара и 14 пропавших без вести, лошадей убито 67, ранено 77. В связи с гибелью командира, командование полком принял полковник Николай Одинцов. Генерал Каледин поблагодарил каждый эскадрон по очереди, снял шапку, поклонился и сказал: “Вы спасли положение, Вам все обязаны, Вашей атакой выиграно дело, сердечное Вам спасибо, господа. Большие потери, ужасно тяжело”.

Из воспоминаний корнета 12-го Стародубского полка Гаспара Туккаева узнаем, что 12-я кавалерийская дивизия, и особенно Ахтырский гусарский полк, отличились в Городокском сражении. “В этом упорнейшем бою на левом фланге ахтырские гусары имели конную атаку и выбили противника из первого ряда окопов, доказав тем самым, что слава Ахтырского полка не имеет заката”. В этом бою отличился унтер-офицер Завируха, который находился в разъезде с корнетом Фирсовым. Разъезд попал в засаду и был весь уничтожен. Завируха, спасая смертельно раненого командира, был шесть раз ранен; свалившись, он отстреливался до последнего патрона, но от потери крови потерял сознание. Австрийцы посчитали его мертвым, но, восхищаясь его подвигом, они сообщили о нем в Ахтырский полк через ксендза оставляемого ими селения. Гусары нашли храброго унтер-офицера и он остался жив.

Несмотря на тяжелые потери личного состава моральный дух ахтырцев всегда был на должной высоте. Об этом можно судить из воспоминаний офицера Амурской флотилии Платона Панаева, опубликованных в Морском сборнике в 1916 году. П.Панаев в начале 1915 года был командирован в действующую армию, в Карпаты, для практики в стрельбе по сухопутным целям, что для офицера речной флотилии было весьма необходимо. По пути к месту назначения он провел несколько дней в расположении Ахтырского полка, где проходили службу три его брата (двое из которых к тому времени уже погибли). “…Я пробыл в Ахтырском полку около двух дней и понял, почему знаменитая атака четырех эскадронов этого полка 29-го августа могла спасти положение на нашем левом фланге. Если во всей армии такой дух, то для нее нет ничего невозможного. Трудно перечислить все признаки, характеризующие налаженную часть, верящую в свою силу, поэтому приведу лишь то, что особенно врезалось в память. В соседней с офицерской, просторной избе собрались песенники 4-го эскадрона. Пелись исключительно военные песни. Многие из них в красивых стихах излагали всю историю полка, другие – отдельные войны, 1812 год и т.п. Никогда я не забуду восторженные лица и горящие глаза песенников. Готовность на всякие подвиги, любовь и преданность к живущим с ними одной жизнью офицерам, из среды которых многие уже показали “смерти доблестной примеры”, сквозили во всех движениях... Сильно взволнованный я вернулся в нашу хату... Долго потом, вспоминая славный полк, я мысленно повторял слова песни:

“Все Ахтырцы и все хваты Удалые все ребята; С ними командир...”

Я уже упомянул, что среди павших офицеров 12-го Ахтырского полка были два старших брата автора воспоминаний – командиры эскадронов Борис и Гурий Панаевы. 19 января, через несколько дней после того, как Платон Панаев покинул расположение Ахтырского гусарского полка, был убит третий и последний его брат. Старший из братьев, Борис Аркадьевич Панаев, воевавший еще в русско-японскую войну, уже 13 августа 1914 года во главе эскадрона в деле под с.Демния смело атаковал кавалерию противника, был ранен в ногу, но продолжал вести своих гусар в атаку. На плечах противника эскадрон ворвался в деревню и прошел ее справа по три. Прорвался под сильным фланговым огнем через мост и плотину. Выйдя из деревни, Борис, будучи вторично ранен в живот, продолжал по крутому подъему вести эскадрон на противника, засевшего в лесу за канавой. Вскочив в лес, гусары врубились в ряды австрийцев. Наткнувшись на проволоку, командир приказал рубить ее, но пал, сраженный еще двумя пулями в сердце и висок. Эскадрон выполнил задачу, Борис Панаев оказался единственным убитым в этой атаке с нашей стороны и стал первым из Георгиевских кавалеров, награжденных посмертно. Указом от 7 октября 1914 года ротмистр Борис Аркадьевич Панаев был награжден орденом св.Георгия 4-й степени.

Еще до войны, в 1909 году, Борис Панаев опубликовал в числе других работ по тактике кавалерии книжку “Командиру эскадрона в бою”. В ней он, в частности, писал: “Жалок начальник, атака части коего не удалась, - отбита, а он цел и невредим”. Правильность этой теории он доказал своей героической гибелью.

В своих воспоминаниях Платон Панаев пишет: “Вчера с ночи, – вспоминает он слова одного ахтырца, – эта австрийская дрянь пропустила нас вперед и ударила сзади, а спереди их бригада была. Их высокоблагородие повели нас в атаку, да так и убило его. А больно храбр и хорош был командир”.

Через две недели 29 августа погиб второй из братьев – штабс-ротмистр Гурий Аркадьевич Панаев. В ходе атаки он увидел, что под одним из гусар убита лошадь, а сам он ранен. Верный гусарскому братству Гурий соскочил с коня, перевязал раненого и посадил его в свое седло. Сразу же после этого он вернулся в строй, но был убит в конной атаке, было ему 35 лет. Так же как и Борис он стал кавалером ордена Св. Георгия 4-й степени, посмертно.

В этой же атаке участвовал командир 5-го эскадрона штабс-ротмистр Лев Аркадьевич Панаев (произведенный после боя в ротмистры). За отличие в атаке Лев получил Золотое Георгиевское оружие с надписью “За храбрость”, о чем в представлении записано: “…штабс-ротмистр Л.Панаев личным примером довел эскадрон до удара холодным оружием, несмотря на встречные окопы и убийственный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь противника”.

В архиве военно-исторического клуба “Ахтырские гусары” имеется письмо Льва Панаева, датированное 15 сентября 1914 года, написанное им матери погибшего в это же время офицера-ахтырца – Николая Флегонтовича Темперова.
Привожу Вам текст этого письма:

Глубокоуважаемая Мария Николаевна, Ваш драгоценный сын, а наш незаменимый друг Николаша, умер славной смертью честного и храброго воина. Господь призвал его к себе 27 августа, в четырех шагах от меня упал Николаша во время рукопашной схватки. Мы атаковали в штыки с.Горожаны и выбили австрийцев. Николаша хотел пощадить одного из них и подбежал к нему, чтобы обезоружить, но тот не был благороден и не обратив внимание на великодушие Николаши выстрелом в голову убил его. Австриец этот был взят в плен, но я его расстрелял тут же, чтобы хоть немного удовлетворить себя и людей в момент тяжелой утраты.
Господь Бог да пошлет Вам утешение в скорби и с праведниками упокоит чистую душу Николаши. Тело его мы похоронили в с.Демния, близь м.Николаева в ограде церкви, через три дня рядом с ним я похоронил моего брата Гурия, который погиб тоже славной смертью во время атаки. Вы знаете, что они были истинными друзьями и случайно оказались лежащими вместе. Гурий убит 29 августа.
13 августа Господь таким же образом призвал моего старшего брата Бориса. Вот какие утраты, дорогая Мария Николаевна, понесли Вы и моя мама, положив на алтарь Отечества дорогие жертвы.
Господь дарует нам победу и этим посылает утешение и помогает умирать бодро. У нас среди офицеров убито 8 и ранено 4.
Ваши письма, адресованные моим братьям, я получил вчера только и поэтому решился Вам писать, хотя знаю как тяжело Вам будет читать это письмо.
Да поможет Вам в скорби Ахтырская Божья Матерь, пред крестом стоящая и взирающая на страдания своего Божественного Сына.

Уважающий Вас
Л.Панаев.

Однако и самому Льву Панаеву пришлось не долго носить почетную Георгиевскую саблю. Во время атаки в Галиции 19 января 1915 года он был убит, и посмертно стал третьим в семье кавалером ордена св.Георгия. Ему тогда еще не исполнилось и 33-х лет.
В указе о награждении было сказано, что ротмистр Лев Панаев в бою 19 января 1915 года, “…командуя эскадроном, несмотря на сильный оружейный огонь противника, проявил выдающееся мужество и, увлекая своим примером других, первым бросился на неприятельский окоп, выбил противника и занял господствующую высоту, причем, смертью запечатлел свой подвиг”.

Несмотря на все эти печальные факты, ахтырские гусары до самого конца войны представляли собой грозную силу. Подвиг братьев Панаевых сколыхнул российскую общественность. Прибывающее в полк пополнение училось на их примерах, и многие молодые офицеры мечтали о такой же геройской смерти в бою.
За несколько дней до гибели Льва Панаева к командующему 8-й армией генералу А.А.Брусилову явился на представление младший из Панаевых, лейтенант флота Платон Аркадьевич Панаев. Он просил зачислить его в Ахтырский гусарский полк. По преданию, Брусилов сказал: “Панаевы – героическая семья, чем их больше, тем лучше”. Но после известия о гибели третьего из братьев, Платон Панаев был отозван из действующей армии и зачислен на службу в одно из учреждений Морского ведомства в Петрограде. Но, “…спустя некоторое время, лейтенант Панаев подал рапорт об обратном командировании его к действующему флоту. Мать погибших трех сыновей, Вера Николаевна Панаева, не только не препятствовала намерению последнего сына, но вполне разделяла его желание, считая что на месте он нужнее, чем в Петрограде”.

2 апреля 1916 года был подписан рескрипт Императора на имя военного министра с выражением участия матери героев-ахтырцев. Государь Император Николай II, обратил внимание на один из приказов “ об убытии личного состава армии…” от 3 февраля 1916 года, где сообщалось об исключении из штатного расписания 12-го гусарского Ахтырского полка трех братьев Панаевых. Тут же был составлен рескрипт, в котором, в частности, говорилось:
“Братья Панаевы, проникнутые глубоким сознанием святости данной ими присяги, бесстрашно исполнили долг свой до конца и отдали жизнь свою за царя и Родину.
Все три брата награждены орденом св. Георгия 4-й степени, и их смерть в открытом бою является завидным уделом воинов, ставших грудью на защиту Меня и Отечества.
Такое правильное понимание своего долга братьями Панаевыми всецело отношу к их матери, воспитавшей своих сыновей в духе беззаветной любви и преданности к престолу и Родине.
Сознание, что дети ее честно и мужественно исполнили долг свой, да наполнит гордостью материнское сердце и поможет ей стойко перенести ниспосланное свыше испытание.
Признавая за благо отметить заслуги передо мною и Отечеством вдовы полковника Веры Николаевны Панаевой, воспитавшей героев сыновей, жалую ее, в соответствии со ст. 8-ю Статута знака отличия св. Равноапостольной княгини Ольги, сим знаком 2-й степени и пожизненной ежегодной пенсией в 3000 рублей.

Пребываю к Вам благосклонный.
Николай."

Знак отличия св.Ольги был учрежден не задолго до начала войны 1914 года и предназначался исключительно женщинам. Но был выдан только однажды. Этот Знак Отличия в соответствии с одним из пунктов статута награды получила Вера Николаевна Панаева, с формулировкой: “Матерям героев, оказавших подвиги, достойные увековечивания в летописях Отечества”.

С Ахтырским полком связали свою судьбу потомки М.Ю.Лермонтова, родные братья Владимир Михайлович и Александр Михайлович Лермонтовы. Старший из братьев Владимир родился в 1874 году. Воспитывался в Белоцерковской гимназии, в 1891 году вступил вольноопределяющимся в 36-й Драгунский Ахтырский полк. После окончания курса в Елизаветградском кавалерийском юнкерском училище в 1894 году был произведен в корнеты. В 1910 – 1912 годах ротмистр В.Лермонтов проходит обучение в Высшей кавалерийской школе в Петербурге и заканчивает ее с занесением на мраморную доску почета. Обучение в кавалерийской школе многое дали Владимиру Михайловичу, он был отменным кавалеристом – первым в полку спортсменом. Не раз он завоевывал первые призы. Например, в 1903 году на всероссийских скачках Владимир занимает первое место и получает из рук Государя Императора братину с вином и 5000 рублей золотом. Это была его первая встреча с Государем. С осени 1912 года Владимир командует 6-м эскадроном ахтырских гусар. Первая мировая война застает Владимира в чине ротмистра. Вместе с полком он участвует во всех сражениях Юго-Западного фронта. За знаменитую атаку 29 августа 1914 года представлен к награждению золотым оружием.
Вот что говорится об этом в газете “Русский инвалид” от 1915 года:
“Высочайшие награды, объявленные в Высочайшем приказе от 24 февраля 1915 года...Утверждается пожалование командующим армией за отличия в делах против неприятеля, по удостоению местной думы из лиц, имеющих Георгиевское оружие:
Георгиевского оружия:(идет перечисление награжденных).
Ротмистры:(идет перечисление награжденных), в том числе, “12-го гусарского Ахтырского генерала Дениса Давыдова, ныне Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны полка, Владимиру Лермонтову за то, что в деле 29 августа 1914 года, когда на левом фланге 24-го корпуса наша пехота, находившаяся между Деминя и лесом, что западнее Линденфельд, начала поспешно отходить под давлением значительных и не расстроенных сил противника, поддерживаемых сильным артиллерийским и пулеметным огнем, повел вверенный ему эскадрон, в числе прочих трех, в атаку и личным примером довел его до удара холодным оружием, несмотря на встречные окопы и убийственный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь противника”.

За кампанию 1914 года ротмистр В.Лермонтов кроме золотого оружия награждался еще три раза. В разных номерах “Русского инвалида” за 1914 год попадаются следующие объявления:
“Высочайшие боевые награды.
Государь Император всемилостивейше соизволил пожаловать за отличия в делах против неприятеля:
Ордена:
Св. Анны 2-й степени с мечами:
Ротмистрам:(идет перечисление награжденных), в том числе, 12-го гусарского Ахтырского генерала Дениса Давыдова, ныне Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны полка, Владимиру Лермонтову.
Мечи к имеющемуся ордену Св.Станислава 2-й степени:
12-го гусарского Ахтырского генерала Дениса Давыдова, ныне Ея Императорского Высочества Великой княгини Ольги Александровны полка ротмистру Владимиру Лермонтову.
Св.Равноапостольного князя Владимира 4-й степени с мечами и бантом:
12-го гусарского генерала Дениса Давыдова, ныне Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны полка, ротмистру Владимиру Лермонтову”.
За кампанию 1915 года Владимир Михайлович награждался дважды производством в новый чин.
В приказе от 11 февраля 1915 года говорится:
“…производятся: за отличия в делах против неприятеля со старшинством: из ротмистров в подполковники… по кавалерии. Гусарских полков: 12-го Ахтырского генерала Дениса Давыдова, ныне Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны, В.Лермонтов, с 6-го октября 1914 года”.
В следующем Высочайшем приказе от 17 мая того же года отмечено:
“...производятся: на основании приказа по военному ведомству 1915 г. N 681 ст.1 со старшинством: из подполковников в полковники… по кавалерии. Гусарских полков: 12-го Ахтырского генерала Дениса Давыдова, ныне Ея Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Александровны, Леромонтов, с 19-го июля 1915 года”.
Владимир Михайлович за всю Первую мировую войну был трижды ранен и контужен.

Младший из братьев, Александр, родился в 1882 году и так же, как Владимир, вступил вольноопределяющимся в Ахтырский полк. Затем окончил Тверское кавалерийское училище и в апреле 1905 года получил чин корнета. Александр Михайлович тоже был победителем многих конных соревнований, уступая место только своему брату. В первую мировую войну он шел по дорогам вместе с полком, командуя 3-м эскадроном ахтырцев.

Дальнейшая судьба братьев Лермонтовых поистине трагична. Октябрь 1917 года развел братьев по разные стороны баррикад. Александр принимал активное участие вместе с частью полка в белом движении и, в конечном итоге, после трех лет братоубийственной гражданской войны, ушел с остатками армии Врангеля в эмиграцию. Умер Александр Михайлович в Югославии в 1944 году.
Владимир же в 1917 году тяжело заболел тифом и находился в лазарете, где, обдумывая все происходящее в России, решил служить в новой армии по примеру генерала А.А.Брусилова, которого он очень ценил и уважал. В 1918 году он был мобилизован в Красную армию и стоял у истоков формирования 1-й Конной армии С.М.Буденного. До 1920 года Владимир Михайлович являлся председателем комиссии по закупке лошадей, затем начальником управления по ремонтированию конского состава Кавказского фронта, а с 1921 года – начальником Управления конезаводства и коневодства на Дону и Кавказе. С открытым сердцем полковник Лермонтов стал служить новой власти, которая не очень-то благодарно отнеслась к нему. В 1931 году, когда было голодно не только людям, но и лошадям, начался их массовый падеж. Владимира, как царского офицера, обвинили во вредительстве и отправили на 10 лет строить Беломоро-Балтийский канал. Но в 1936 году, с учетом его прежних заслуг и надобности в нем, срок ему был убавлен до пяти лет, и он был оставлен на поселение в Карелии. Занимал должность начальника гужевого транспорта на строительстве канала. Во время Великой Отечественной войны Владимир Михайлович был направлен в Оборонстрой. В 1946 году по ходатайству В.Д.Бонч-Бруевича (брата председателя Совнаркома), с которым он служил в 1-й Конной, стал персональным пенсионером как активный участник трех войн. Умер Владимир Михайлович в 1954 году и был похоронен на Пятигорском кладбище, недалеко от первоначального места захоронения его знаменитого родственника.

Привожу отрывок из воспоминаний Владимира Михайловича Лермонтова, связанных с годами его службы в 12-м Ахтырском гусарском полку.

“…Происхожу я из рода Лермонтовых, которые берут свое начало от шотландца Георга Лермонта, каковой в 1613 году поступил на русскую службу. Он имел чин ротмистра и обучал детей боярских рейтарскому строю. У Георга Лермонта был внук Юрий (Евтихий) 1688 года рождения, у которого было три сына.
По линии старшего сына, Матвея Юрьевича, происхожу я. По линии второго сына Юрия, Петра Юрьевича, произошел поэт Михаил Юрьевич Лермонтов. Третий сын Юрия, Яков, был бездетен.
У моего прапрадеда Матвея был сын Владимир – мой дед, который служил в Кирасирском полку. Он замечательный художник, при своих поездках всегда возил с собой седло и ящик с красками. От Владимира Матвеевича Лермонтова родился мой отец, Михаил Владимирович.
Учился я в Киевском кадетском корпусе и помню как во время каникул, после перевода в класс, я поехал к дяде, Юрию Павловичу Назимову, в Белую Церковь, где он служил в Ахтырском гусарском полку подполковником, а старший брат его, Николай Павлович, был полковником и командовал полком. С сыном Юрия Павловича, Евгением, я ездил по эскадронам полка, видел гусар, их лошадей и возмечтал тогда служить в ахтырских гусарах.
Полк в то время состоял из блестящего и дельного общества офицеров, все они имели средства, хороших лошадей. Все это производило на меня большое впечатление и тянуло к службе в кавалерии именно в этом полку. Я даже ездил с дядей и его сыном Женей на эскадронные и полковые учения.
Примерно в конце каникул пребывание мое там омрачилось одним происшествием. В конюшне у дяди стоял молодой жеребец, на котором никому не разрешалось ездить из-за буйного нрава. Однажды утром я отправился в конюшню без разрешения, сел на этого жеребца, который носил кличку Зевес, выехал на улицу и поехал в парк. По дороге собаки напугали Зевеса, он повернул и понес меня полным карьером домой в конюшню. Когда он вскакивал в ворота, я качнулся и ударился подбородком о конец винта и упал без сознания. Непослушание было наказано. Когда вернулся с полкового конного учения Юрий Павлович Назимов и застал меня лежащим у него в кабинете с рассеченной нижней губой, отчитал всех, а затем обратился к своему сыну Евгению и сказал ему: «Володя будет храбрый кавалерист.»
Когда подошел возраст, что можно было уже поступать в полк, я попросил отца отправить меня к дяде (мне исполнилось в то время семнадцать лет). После долгих споров меня снарядили, и я поехал с матерью своею в город Литин для поступления в полк, где меня приняли вольноопределяющимся. Заказали и сделали гусарскую форму. Я оделся и был счастлив. Вскоре меня назначили в учебную команду. Проучившись зиму, я был произведен в унтер-офицеры, а весной, после экзаменовки, отправлен в 3-й эскадрон к ротмистру Фролову.
Осенью я был направлен в кавалерийское училище, выдержал экзамены и сделался юнкером. Два года в училище прошли быстро; с успехом закончив его, я был произведен в корнеты. Тут уже началась другая жизнь. Приехав в тот же Ахтырский полк, я представился его командиру – полковнику Трегубову, затем сделал визиты всем офицерам и отправился в эскадрон, где командиром по-прежнему был ротмистр Фролов. Он поручил мне команду разведчиков. С ними я занимался ездой, вольтижировкой, рубкой, фехтованием и всеми классными занятиями.
Жил я вместе с корнетом Александром Львовичем Пушкиным, родственником А.С.Пушкина. Занимали мы с ним дом в четыре комнаты. Одна комната была общей – столовой, куда ежедневно после обеда приносили нам самовар, и Пушкин, поставив банку с варением перед собой, начинал пить чай.
В 1896 году полк был переведен еще ближе к австрийской границе и расположился в Меджибоже. Штаб полка стоял в бывшем замке польского помещика Чарторыйского. Здесь примерно в 1860-х годах стоял Кирасирский полк, которым командовал мой дед, Владимир Матвеевич. Он не дурно рисовал, и в одном из залов на большой стене изобразил свой эскадрон на вороных лошадях, и впереди самого себя. Тут как раз были получены сведения, что в Меджибож едет Государь Александр II, и эту картину заклеили обоями.
Меджибож – это бывшая турецкая крепость с амбразурами в стенах. Вокруг – громадное военное поле, на котором учился Кавалерийский корпус, состоявший из двух дивизий. Одной из них – 12-й, командовал прибывший сюда из Царского Села мой дядя, Александр Михайлович Лермонтов. Вторая дивизия была казачьей.
Примерно в августе 1896 года проходили офицерские окружные Киевского округа скачки. Публики съехалось очень много. На зеленом поле среди экипажей выделялась пара серых арабских кобыл, запряженных в английский брэк желтого цвета. В брэке сидели две сестры Потоцкие, приехавшие из своего близлежащего имения. Лошадьми управляла младшая девушка, самая красивая, в большой соломенной шляпе.
Мне приготовили рыжего жеребца Беркута. Когда был вытащен номер на старте, я сел на Беркута и проехал мимо Потоцких. Скачка была трехверстная, участников – восемнадцать человек. После команды “Пошел!” все понеслись, как ветер. Я шел в середине группы и сдерживал лошадь. Третья верста начиналась широкой канавой с водой. Мои конкуренты замедлили ход. Увидев это, я усилил посыл Беркута и очень резво перелетел канаву, взял голову скачки и повел ее, хорошо преодолевая все препятствия, и первым пришел к столбу под гром аплодисментов. Тут же находился кэб Потоцких, которые аплодировали и кланялись. Так началось мое знакомство с Александрой Потоцкой, вскоре ставшей моей женой.
Осенью 1912 года я принял 6-й эскадрон Ахтырского гусарского полка. Эскадрон был в ужасном состоянии. Ротмистр Вишневский и его вахмистр плохо кормили лошадей и были очень грубы с гусарами. В тот же день последовал приказ об увольнении вахмистра Гелабки.
Через пять дней после приема эскадрона приехал начальник дивизии генерал Каледин, делал выводку лошадям. Когда перед ним прошли наши худые лошади, генерал сделал мне разнос. Я терпеливо все выслушал. Наконец он спрашивает у меня:
– Ротмистр, сколько лет вы командуете эскадроном?
– Пять дней, ваше превосходительство, – ответил я. – Только что вернулся из школы.
– Кто же раньше командовал эскадроном?
– Подполковник Вишневский.
Генерал вызвал Вишневского и говорит:
– Подполковник, состояние лошадей преступно. Все, что я говорил господину Лермонтову, относится исключительно к вам.
Ровно через полгода, весной, приехал командир корпуса А.А.Брусилов. Была назначена выводка лошадей. Когда она закончилась, Брусилов подошел ко мне, расцеловал и поблагодарил за прекрасное состояние эскадрона. После смотра была проведена скачка для всех офицеров полка на расстояние пять верст. В этой скачке я получил первое место, выиграв его на жеребце Диктатор. Брусилов поздравил меня.
В 1914 году стало известно, что наш полк должен быть отправлен в Красное Село на смотр и маневры. Старательно готовились мы к смотру, особенно обучались атаке на пехоту, в три линии. Наконец полк был готов к отправке. День погрузки на ст.Деражня назначен на 10 мая 1914 года.
Выгрузились мы в Красном Селе рядом с квартирами лейб-гвардии Конного полка. Здесь продолжались учения и полк готовился к смотру Государя.
Смотр прошел блестяще и был закончен атакой на пехоту. Затем полк церемониальным маршем прошел мимо Государя и его свиты. После парада полк был приглашен на обед во дворец. Играли наши трубачи. Государь, сидевший недалеко от меня, вдруг встал с бокалом и произнес тост за боевую славу ахтырских гусар. Такими мне запомнились дни перед самой первой мировой войной.
Вскоре нас отправили на австрийскую границу. Развивалось наступление на Тернополь. Возле реки Гнилая Липа пришлось бросится в атаку на австрийский драгунский полк. Австрийцы быстро отступили. 29 августа 1914 года подо Львовом генерал Брусилов бросил наш полк в атаку на наступавшую пехоту противника. Положение было грозное. Город мог быть занят венгерцами, его спасла конная атака ахтырских гусар, и Львов был спасен.
За войну 1914 года я был награжден Георгиевским оружием и орденами вплоть до орденов Св.Владимира IV и III степени. За отличия в делах против противника произведен в подполковники, а затем и в полковники с 19 июля 1915 года.

Владимир Лермонтов”

Ахтырский гусарский полк и далее принимал активное участие во всех воинских операциях Юго-Западного фронта, оставаясь верным присяге и воинскому долгу.
19 февраля 1915 года 12-ю кавалерийскую дивизию под свое командование принял генерал-майор барон Маннергейм.

С 12 марта 1915 года, неся большие потери (4-й эскадрон Ахтырского полка потерял от тяжелого снаряда половину взвода: было ранено большое число офицеров), дивизия отбила ряд атак противника, и, как всегда, ахтырцы находились в самом эпицентре событий. Например, ахтырские гусары отличились в упорных боях на Днестре. Произведя ночную разведку, полк, согласно полученному приказу, в 3 часа 15 минут утра повел атаку на сильно укрепленную с проволочными заграждениями позицию австро-венгров. Спешенные эскадроны гусар с криком “ура” ринулись на противника и выбили его с первой линии окоп, переколов многих и захватив в плен 25 человек.

На Украине, в городе Винница в трудовой семье с 1915 года хранятся два письма, содержание которых свидетельствуют о тех тяжелых боях. Личности всех участников описываемых событий известны, и я предлагаю читателю, изучающему историю Первой мировой войны, ознакомиться с ними.
Автор двух писем – вахмистр 12-го гусарского Ахтырского полка (имя, к сожалению, выцвело) Данилович Бойчук. Получатель писем - Никифор Иванович Яворский – отец павшего Георгиевского кавалера Якова Яворского.
Гусар 12-го гусарского Ахтырского полка, 3-го эскадрона Яков Никифорович Яворский – кавалер Георгиевских крестов 4, 3 и 2 степеней и двух медалей – "В память столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года" и "300-летия царствования дома Романовых". В семье имеются две фотографии. Одна - от 23 ноября 1911 года, где Яков в форме народного учителя, вторая – за три недели до начала Первой мировой войны в форме ахтырского гусара, с драгункой в рост, в местечке Меджибож. На последней фотографии хорошо видны обе медали, из чего можно сделать вывод, что Яков в конце 1911 – начале 1912 года был призван на действительную военную службу в 12-й гусарский полк, так как первая медаль 1912 года, а вторая 1913 года.
Дальнейшая военная судьба Якова описана в письмах вахмистра Бойчука. Я обращаю внимание читателя на то, что Яков служил в 3-м эскадроне полка, которым в 1913 году командовал ротмистр Г.Б.Диамбеков, а в последующем – штабс-ротмистр Панаев. Свой первый подвиг Яков совершил именно под командованием этого прославленного офицера в 1914 году. Штабс-ротмистр Панаев трижды упоминается в письме вахмистра Бойчука при описании первого подвига гусара. Я смею предположить, что речь здесь идет о Гурии Аркадьевиче Панаеве, так как его два брата Борис и Лев в 1913 году уже имели чин ротмистра.
К сожалению, вахмистр Бойчук не датировал в письме время первого подвига Якова Яворского. Эту дату можно определить лишь приблизительно. Скорее всего, это было в начале войны, так как командир 3-го эскадрона штабс-ротмистр Г.А.Панаев погиб, как я описывал выше, в конной атаке 29 августа 1914 года.
Драгунка и все кресты Якова были пересланы семье в Винницу и хранились до эвакуации 1941 года. После возвращения из эвакуации оказалось, что яма в саду, куда были схоронены реликвии, оказалась пустой.
Место вечного упокоения Георгиевского кавалера Якова Яворского – село Дзвиняче, которое находится недалеко от Черновиц (Буковина). Название этого села не изменилось и по сей день.

Итак, вот эти письма (в обоих текстах сохранена пунктуация и орфография оригиналов):

" 1915 г. 17 Марта
Многоуважаемый Никифор Иванович!
Кланяюсь низко Вам и супруге Вашей и с детками. Желаю Встретить Высокоторжественный праздник и проводить в добром здравии и благополучии. Дорогой Никифор Иванович
Уведомляю Вас что сын Ваш Яков Никифорович умер славною смертью то... сражен вражескою пулей на поле брани. При наступлении на неприятельские окопы 14 марта у села Крещатика пуля попала у лоб как раз у кокарду падая не сказал ни слова. Это было в Вербную Субботу в 4 часа дня, а в Воскресение Вербное хоронили с большой почестью заносили в церковь, а потом весь полк шол на ...
Вечная память герою Якову Яворскому пал на поле брани геройской смертью.
Село Дзвиняче находится от русской границы в 50 верстах от Сатанова, где Яша был учителем.
Если захотите посмотреть приехать то нужно спрашивать где в М.Залещики, а оттуда в село где погребен ... 15 верст Дзвиняче... Вас Никифор Иванович
Не тоскуйте, всем нам там быть. Вечная память Георгиевскому кавалеру имел 4–3-2-ю степень Георгиевские кресты
Боевые подвиги его выдающие Плачу но делать нечего Выхватили его из рук врага но уже был сражен Вечная память герою Яше.
После у кармане у его было написано Вам письмо которое я Вам ложу у письмо открытка
Это была написано на Кар... его рукою Досвиданья Целую Тоскую Празднуйте Ваш вахмистр... Данилович Бойчук"

"1915г. 17 Мая С. Подвысокое.
Многоуважаемый Никифор Иванович! Часы он отправил с раненной лошадью и они у него пропали когда он был еще жив
Письмо Ваше получил за что очень Вам благодарен. Вы пишите что описать Вам подвиги вашего дорогого и незабвенного сына Яшку. Я сам плачу когда вспоминаю. Первый подвиг его был таков вызвавшись охотником с Штабс-ротмистром Панаевым доставить донесение через реку Днестр без переправы но когда они повезли то они попали между двух неприятельских цепей. Сильный огонь объял их со всех сторон у Панаева несколько пуль попали в воротник. У Яшки раненая лошадь на сквозь в переднюю лопатку, еще один солдат сильно ранен падая недалеко от неприятеля Яшка падая с лошадью вскочил и поймал лошадь раненого солдата - сел на его здоровую лошадь и перекинул раненого солдата и доставил в полк благополучно; а Панаев поскакал и доставил донесение. 2-й подвиг вызвавшись охотником ночью подполз и разведал где стоит у их сторожевое охранение, что и способствовало большому успеху. Ровным счетом всех его доблестных подвигов я описать не в состоянии. Если Бог приведет увидеться с Вами я расскажу. Теперь начинаю рассказывать где он был убит. В М.Залещиках противник наступал значительными силами. Нам приказано было удержать переправу на реке Днестр. Мы ночью подъехали к Залещикам и спешились окопались и приготовились встретить противника на рассвете 14 Марта начался сильный бой тяжелой артиллерии сильно поражал близ наших окопов было село Крещатик все снес только остались одни ямы где стояли постройки и вот так продолжался бой до 3-Х часов дня, а в три часа неприятель повел наступление прямо колоннами, держаться было не в силу нам приказано было отойти и занять новую позицию, так как те окопы он завалил тяжелой артиллерией и завалил много людей землей. Так было и сделано; но когда заняли новую позицию и … огонь противника был отбит. Ночью же приказано занять опять старую позицию. И вот начались перебежки, Яшка добежал до каменного забора с товарищем положил винтовку на забор и начал стрелять и тут-то зловещая пуля сразила добраго молодца падая на землю не сказал ни слова, попала в лоб и сделала дырку как маленьким гвоздиком. Товарищи забрали его и принесли на станцию Залещики мертвым и положили в станции дальше нести было нельзя потому что сильно бил по переправе тяжелой артиллерией, так он лежал ночь, а когда ночью пришла смена я послал подводу с солдатами и забрал его в село Дзвиняче. Здесь омыл, омыл его надел новое белье надел панчечки на ноги заставил сделать хороший дубовый гроб пошел на кладбище выбрал место заставил выкопать могилу а его уложил в гроб и отправил в церковь с эскадроном. Там были и других эскадронов принесены покойники. Каждый взвод сделал взнос на гроб убитого кавалера. В церкви отслужилась панихида по убитым воинам в присутствии всего полка сопровождали тела убитых кавалеров. По правую сторону могила братская 6 эскадрона по левую остальные братские могилы а посередине его могила одного, крест дубовый большой с надписью "здесь почивает прах Георгиевского кавалера Якова Яворского 3-го эскадрона 12 гусарского Ахтырского полка. Буквы выжег железом, так что через 40 лет можно прочитать. Крест его один лежит в денежном ящике а остальные еще не вышли. Будьте здоровы поклон супруге и сынам. Доброжилатель Ваш Бойчук".

Вот так воевали и погибали за Россию ахтырские гусары.
К зиме 1915 года активные боевые действия на большей части фронта затихли. Началась, так называемая “окопная война”. Кавалерия, в большинстве своем, стояла в резерве на зимних квартирах. Командованием фронта было принято решение о ведении в тылу противника партизанских действий. Ахтырским гусарам это было знакомо из истории Отечественной войны 1812 года, поэтому желающих найти было не трудно. Неоднократно гусары уходили в “поиск” по тылам противника и наносили ему ощутимый урон. Неприятель страдал от смелых вылазок кавалеристов.

Во второй год начала Первой мировой войны, 19 июля 1916 года, ахтырские гусары заказали панихиду по всем однополчанам погибшим за это время на полях сражений.

В 1916 году русская армия, получив подкрепления и боеприпасы, готовилась к наступлению. По замыслу все армии фронта одновременно должны были нанести противнику сильные удары, а в места прорыва предполагалось бросить кавалерию. Несколько дней 12-я кавалерийская дивизия перебрасывалась на разные участки фронта.

27 мая Ахтырский полк сосредоточился в предместье Луцка, готовясь к прорыву на участке 4-й Стрелковой дивизии генерала А.И.Деникина севернее шоссе Луцк – Владимир-Волынский. И вот был получен приказ о наступлении, ахтырцы совместно с Стародубским полком пошли вперед. Лихой конной атакой противник был опрокинут, гусары ворвались в Борятин, сбили остатки австрийцев, и, спешившись, вели стрелковый бой до рассвета.

В дальнейшем Ахтырцы с упорством и храбростью сражаются с неприятелем вплоть до 1917 года, находясь на Румынском фронте.
С апреля 1917 года полк постоянно менял свою дислокацию, неся постоянное боевое дежурство в условиях “окопной” войны. Гусары находились в резерве дивизии в местечке Фундуль-Молдовица, периодически выделяя 1– 2 спешенных эскадрона на боевое охранение. Сидение без дела в окопах для кавалерийского полка было убийственно, это разлагало личный состав, но этого требовало положение на фронте. Активных боевых действий не велось с обеих сторон, лишь редкие перестрелки нарушали затишье на фронте.

События февраля и отречение Государя Императора Николая II от престола повлекли за собой волну ненависти и насилия в стране, и конечно же, в армии. До фронтовых частей эти бесчинства докатились немногим позже, чем в Петрограде и Москве, особенно, после обнародования пресловутого “Приказа N 1”, упраздняющего все знаки отличия и внесшего сумятицу в управление войсками. В Ахтырском полку, так же как и в других частях, были выбраны эскадронные и полковой комитеты. Это означало, что теперь каждый эскадрон мог самостоятельно решать идти ему на боевое дежурство или отсидеться в тылу. Власть командира (в конце 1916 года полком командовал полковник, а затем генерал-майор Г.И.Елчанинов I-й) становилась чисто номинальной. Начались повальные аресты “неугодных” офицеров, а в некоторых случаях и расправа над ними, положение офицерства превратилось в сплошную муку. Кавалерийские части, однако, были меньше подвержены общему разброду, так как в кавалерии отношения между рядовыми и офицерами были более “демократичными”, чем в других частях армии. Однако в результате деятельности большевиков началось разложение и кавалерийских полков, наиболее боеспособных. В дневнике боевых действий Ахтырского полка имеется следующая запись: “...В расположение полка 13 – 14 июня 1917 года приезжали депутатами матросы Черноморского флота и вели агитацию среди рядовых гусар...”

Повсеместно отмечалось, что боевые позиции оборонялись только офицерами полков, а толпы солдат в это время митинговали в тылу. Орды дезертиров повалили с фронтов домой делить землю, это были те самые солдаты, которые еще в прошлом году сокрушали австро-венгерские армии в Брусиловском прорыве и самоотверженно поднимались под пулеметным огнем во весь рост, прикрывая своих офицеров. Участились случаи краж и мародерства среди нижних чинов, о чем свидетельствуют протоколы заседаний полкового суда. Не миновала сия чаша и ахтырских гусар. В конечном итоге и кавалерийские офицеры, составляющие в свое время гордость армии, уходили в отставку только потому, что пытаясь удержать войска от развала, не находили понимания у нижних чинов и некоторой части “демократично настроенных” офицеров.

Неприязненное и откровенно враждебное настроение нижних чинов, поддерживаемых полковыми комитетами, имело отношение не только к офицерам полка, но и ко всем чинам дворянского сословия. Как пример хочу привести документы одного судебного разбирательства, имевшего место в Ахтырском полку в августе 1917 года.
Надпись на обложке гласит: “Дело по обвинению вольноопределяющегося М.В.Лермонтова в оскорблении начальства”.
И далее следует: “3 августа 1917 года полковой суд 12-го гусарского Ахтырского полка постановил:
Рассмотрев дело и принимая во внимание, что сообщение полкового комитета является поводом для начатия в полковом суде дела, хотя которое не вполне удовлетворяет требованиям ст.23, суд принял его к производству.

Предметом дела является оскорбление ефрейтора 1-го эскадрона, члена полкового комитета Алексея Кульчицкого вольноопределяющимся рядового звания того же эскадрона Михаилом Владимировичем Лермонтовым, выразившееся в том, что Лермонтов в записке Кульчицкому употребил следующие слова: “...конечно от этого листа бумаги я не обеднею, а Вы не разбогатеете, но в моих глазах Вы стали вором. Единственно, что мне не приятно это то, что какой-то мужик пишет на бумаге, на которой находится герб моей фамилии. Ну да черт с ним. Питайтесь объедками с барского стола, господин депутат, а еще добиваетесь равенства и братства. Разве Вы можете равняться с дворянином, разве кто-нибудь захочет брататься с Вами. Дрянью Вы родились, дрянью и подохните”.
На основании правил о судопроизводстве ст. 22 и 51, полковой суд постановил: “Дело по обвинению вольноопределяющегося 1-го эскадрона М.В.Лермонтова в оскорблении ефрейтора Алексея Кульчицкого, то есть в преступлении, предусмотренном ст. 193 воинского Устава о наказаниях, принять к своему производству и рассмотреть в установленном порядке.
Председатель суда: поручик Поляков
Члены суда: полковник Елчанинов II-й
ротмистр Псиол
вахмистр Аралкин
унтер-офицер Гриневич
После этого члены полкового суда – ротмистр Псиол, вахмистр Аралкин и унтер-офицер Гриневич – пишут заявление: “о просьбе устранить их от участия в судебном разбирательстве по делу Лермонтова, в виду того, что они с ним одного эскадрона”.
Суд удовлетворяет их просьбу и назначает других членов.
Протокол заседания полкового комитета гласит:
“На собрании постановлено:
На основании полученной жалобы депутата Кульчицкого по поводу оскорбления его вольноопределяющимся Лермонтовым, Лермонтов придается полковому суду с ходатайством о наложении на него строжайшего наказания за оскорбление лица, выбранного от части. В виду того, что оскорбление относится так же ко всем, поддерживающим идею: “свободы, равенства и братства”, постановлено ходатайствовать о скорейшем суде, так как в полку растет возмущение. Предоставить вольноопределяющемуся Лермонтову трех гусар для его личной безопасности.
Тов. Председатель комитета ефрейтор Левоцкий".

К делу приложена собственно сама жалоба ефрейтора Кульчицкого, из которой понятен сам предмет разбирательства.
Я поясню это своими словами. Ефрейтор А.Кулчицкий, желая написать письмо взял (читай - украл) у М.В.Лермонтова два листа писчей бумаги с фамильным гербом. Потеряв их, он берет еще два листа и объясняет, что был намерен сказать об этом Лермонтову и даже заплатить за них деньги. Но сделать этого не успел, так как получил от последнего оскорбительную, на его взгляд, записку. После разбирательства обстоятельств дела, новый состав суда выносит свой приговор: “По Указу Временного Правительства 1917 года, августа 4-го дня, в действующей армии, полковой суд 12-го гусарского Ахтырского полка в составе: председателя суда поручика Полякова и членов полковника Елчанинова II, штабс-ротмистра Плисовского, ст.унтер-офицеров Гриневича и Слисаренко, рассмотрев дело о вольноопределяющемся 1-го эскадрона Михаиле Лермонтове признал его виновным в оскорблении ефрейтора того же эскадрона Алексея Кульчицкого, члена полкового комитета.
Причем, суд признал, что хотя оскорбление нанесено ефрейтору, которому Лермонтов был подчинен, но во внеслужебное время, а посему и на основании ст.51, 52, 54, 59 и 192 воинского Устава о наказаниях постановил:
Вольноопределяющегося М.В.Лермонтова подвергнуть одиночному заключению в военной тюрьме сроком на один месяц, с содержанием под арестом на хлебе и воде, и далее на 4 недели перевести оного в разряд штрафников. Суд так же признал оставление осужденного Лермонтова в полку вредным.
Приговор привести к исполнению немедленно по вступлении его в силу. Судебные издержки возложить на осужденного”.
От последнего слова М.В.Лермонтов отказался.

Михаил Владимирович Лермонтов родился 25 июня 1898 года и прожил всего 44 года, но за столь короткий срок он испытал то, чего другим хватило бы на три жизни. Вся его жизнь складывалась трагически. Перед самой революцией он окончил Санкт-Петербургский Кадетский корпус и 12 июня 1917 года был зачислен вольноопределяющимся в 12-й гусарский полк для получения навыков в строевой подготовке. Вполне естественно то, что Михаил не мог с восторгом принять власть рабочих и крестьян, поэтому он принимал участие в белом движении, за что впоследствии был подвергнут репрессиям властей новой России. Только ходатайство его отца, Владимира Михайловича, который помогал С.М.Буденному восстанавливать конезаводство на Кавказе, спасло ему жизнь. Являясь очень талантливым человеком, Михаил был ограничен в правах, а следовательно, не мог занять должность выше простого конюха. В двадцатых годах, когда были покушения на Воровского и Урицкого, его дважды арестовывали, но отпускали.
Из воспоминаниям дочери М.В.Лермонтова, Киры Михайловны: “…мы расстались с отцом навсегда в 1933 году, когда его очередной и последний раз арестовали, и сослали в Медвежьегорск…”.
О том, что происходило дальше, можно только догадываться, но в начале Великой Отечественной войны Михаил Владимирович был призван в действующую армию красноармейцем полевого ветлазарета и был отправлен на Карельский фронт. В начале 1942 года его семья получила извещение от начальника 445-го полевого ветеринарного лазарета, военврача второго ранга, Шевченко следующего содержания: “...Ваш сын, красноармеец Михаил Владимирович Лермонтов, уроженец с.Снитовка, Летического района, Каменец-Подольской области, в бою за социалистическую Родину, верный военной присяги, проявив мужество и геройство, был сожжен бандой фашистов 12 февраля 1942 года”.

Интересна судьба другого персонажа этого дела – председателя полкового комитета ефрейтора Левоцкого. Мне хотелось бы немного остановиться на этой личности, не делая никаких выводов.
Итак. Левоцкий Василий Яковлевич родился в 1894 году в семье рабочего табачной фабрики в Курске. Образование – 3 класса городского училища. До первой мировой войны работал монтером трамвайного депо в Киеве. В 1914 году был призван в армию и направлен в 175 Батуринский пехотный полк, из которого почти сразу же дезертировал. Вернувшись в Курск, примкнул к анархистам-коммунистам, но в 1915 году был арестован и направлен рядовым в действующую армию, в 12-й Ахтырский гусарский полк. Во время боев на Румынском фронте получил звание ефрейтора, был ранен и направлен в госпиталь, откуда так же дезертировал. Член партии большевиков с 1916 года. В июле 1917 года вернулся в полк и уже в августе был избран председателем полкового комитета. В этой должности он просуществовал до ноября 1917 года, после чего в очередной раз дезертировал из полка. С ноября по декабрь 1917 года возглавлял партизанский отряд Румчероде, который действовал под Одессой и Тирасполем. В 1918 году Левоцкий вновь возвращается в родной Курск, где вступает рядовым в 1-й Курский красный полк, а с сентября по декабрь 1919 года он уже являлся военным комиссаром 1-го Сводного коммунистического полка в группе войск И.Э.Якира. В декабре 1919 года Василий Левоцкий направляется на службу в органы ВЧК. Его первая должность на новом поприще – исполняющий должность председателя губ. ЧК города Житомир. И как говорится, "пройдя славный путь" на работе в органах ВЧК-ОГПУ-НКВД, Василий Яковлевич Левоцкий в 1937 году занял должность начальника Пермского городского отдела НКВД. Но в июне 1938 года он был арестован, а 31 мая 1939 года приговорен ВКВС СССР по статьям 58-7, 58-11 УК РСФСР к 20 годам лишения свободы. Последнее звание – майор ГБ. Умер в лагере. До настоящего времени не реабилитирован. Вот такие повороты судьбы.

Накануне большевистского переворота Ахтырский гусарский полк был переведен в район Одессы. В дневнике боевых действий записано, что "20 октября 1917 года первый эшелон полка в составе 3-го эскадрона, штаба полка и полковой команды связи прибыл в Одессу”.
В 1918 году декретом Советской власти “старая Императорская” армия была расформирована. В это время Ахтырский полк находился в с.Усатово, вблизи Одессы. Последняя запись в дневнике боевых действий за 1918 год, в отличие от остального текста, написана небрежно, но по ней можно судить о последних днях некогда славного гусарского полка.
"6 мая 1918 год. Одесса.
Подлинный дневник боевых действий полка с 1 мая 1917 года велся мной лично.
В феврале 1918 года при разграблении имущества гусарами, а так же в марте по приходе австрийцев в расположение полка - с.Усатово - подлинный полковой дневник и многие другие, ценные для истории полка документы, были расхищены, истреблены, разбросаны, так как выборный аудитор-писарь Георгий Чернилевский за канцелярией не смотрел.
Эта копия была изготовлена в сентябре 1917 года для отсылки в штаб армии по сбору истории 12-й дивизии, но не отослана, не знаю почему. Переписана безграмотно, но хорошо, что суть сохранилась. Очень жаль схем, имевшихся в подлинном дневнике.
Поручик (фамилия неразборчива)”.

Все чудом уцелевшие документы полковой канцелярии и некоторые другие ценные вещи – свидетели былой славы ахтырских гусар, были переданы на хранение в Одесский Краевой Исторический Архив. Страна превратилась в один огромный сумасшедший дом, разразилась братоубийственная гражданская война, в которой не было победителей и побежденных.

Но вскоре полку предстояло возродиться...
На юге России зарождалась Белая армия, в которой собрались патриотически настроенные солдаты и офицеры, не согласные с развалом страны и армии. Ахтырский полк не стал исключением. Уже летом 1918 года в Новочеркасск стали прибывать офицеры бывшей 12-й кавалерийской дивизии (28 человек), которые приступили к формированию Сводного кавалерийского полка. В белом движении именно кавалерийские части дали наибольшее количество возрожденных полков Императорской армии. В виде дивизионов, эскадронов были возрождены почти все кавалерийские полки: все 18 гусарских (среди них и 12-й Ахтырский), все 17 уланских и 16 из 22 драгунских. В последующем Сводный полк вошел в состав 1-й кавалерийской дивизии под командованием генерала-майора И.И.Чекатовского, полком командовал полковник – ахтырец Г.Н.Псиол. Ахтырские гусары в 1919 году были представлены в полку одним дивизионом (два эскадрона), под командою полковника В.П.Аглаимова. Верные присяге ахтырцы, с присущим им мужеством и героизмом, доблестно сражались с большевиками на степных просторах Дона и Кубани.

После Новороссийской катастрофы Белая армия сосредоточилась в Крыму. Приказом главнокомандующего N 2899 от 4 апреля 1920 года командование над ВСЮР принял генерал-лейтенант барон П.Н.Врангель. Используя некоторую передышку в военных действиях, он произвел перегруппировку и пополнение своих сил за счет войск, вывезенных из портов Новороссийска, Таганрога, а также Кубани. Все расположенные в Крыму войска были реорганизованы в Русскую армию в составе трех армейских корпусов; кавалерия была сведена в отдельный конный корпус генерал-лейтенанта Ивана Гавриловича Барбовича. Сводный кавалерийский полк был переименован в 3-й кавалерийский, командовал которым все тот же полковник Г.Н.Псиол (после его гибели 20 июня 1920 года около хутора Шматово в Северной Таврии, полк принял полковник 12-го уланского Белгородского полка Андрей Артемьевич Байдак). Здесь уже ахтырские гусары были представленны только в количестве одного эскадрона, под командою подполковника Бориса Васильевича Ерофеева.
Я считаю своим долгом отдельно остановиться на личности этого офицера.

“Бобочка”, как ласково называли его в полку, родился в 1896 году. Окончив Новочеркасский кадетский корпус и Елисаветградское кавалерийское училище, Борис Ерофеев с октября 1914 года воюет на фронте в рядах 32-го Донского казачьего полка. Затем. по собственному желанию, он переводится в 12-й Ахтырский гусарский полк в чине штаб-ротмистра и уже не покидает его, пройдя с полком все ужасы Первой мировой и Гражданской войн. Ерофеев-поэт, Ерофеев-композитор был истинным продолжателем поэтических традиций ахтырских гусар. Он оставил после себя сборник стихов и знаменитую полковую песню ахтырцев: “Давно при Царе Алексии...”, в которой образно рисуется вся история полка. Несмотря на свою молодость, он был кавалером орденов св.Анны 4-й, 3-й и 2-й степеней, св.Станислава 3-й и 2-й степени, св.Владимира 4-й степени с мечами. В 1917 году он воевал с большевиками в составе отряда Чернецова, участвовал в 1-м Кубанском ("Ледяном") походе. Борис Ерофеев был награжден орденом Св.Николая Чудотворца.
Надо заметить, что на командных должностях стояли в основном старшие, так называемые, штаб-офицеры, хотя все они были очень молоды. Это объясняется просто. Дело в том, что во время гражданской войны награждения офицерского состава осуществлялось только путем досрочного производства в чин, а в отношении нижних чинов действовала прежняя наградная система русской Императорской армии.
В 1920 году в бою с буденовцами доблестнейший полковник В.П.Аглаимов забрал у буденовского трубача в качестве трофея трубу, которая оказалась трубой Ахтырского полка еще со старой надписью “36-го драгунского полка”. В этом же году, 3 сентября в Днепровских плавнях под Каховкой, у села Марьевки, погиб в возрасте 24 лет полковой поэт, подполковник Борис Ерофеев, продолжатель поэтических традиций Дениса Давыдова.
Вот как описывает этот бой полковник Изюмского гусарского полка Анатолий Георгиевич Гольм: “...Гранаты рвались около мельниц. Полки нашей дивизии шли рысью, спускаясь с холмов в долину. Дивизион полковника Аглаимова (эскадрон ахтырских гусар и эскадрон 12-го Стародубского драгунского полка) растянулся в жидкую лаву. Большевики, увидев нас, открыли бешеный огонь. Снаряды рвались впереди нас, одна граната попала прямо в выкатившийся вперед пулемет ахтырцев, пробила дно тачанки и ушла в землю, расчет погиб моментально. Влево от нас на холмах появилась красная кавалерия Буденного. Наши и красные эскадроны помчались полным карьером навстречу друг другу, завязался страшный сабельный бой. Но тут у нас в тылу появилась еще одна группа красных... Все смешалось, рядом слышалась громкая брань командира ахтырцев подполковника Ерофеева, старавшегося привести в порядок свой эскадрон. Я посмотрел по сторонам и увидел, что нас осталось ничтожно мало... Мы отступали вместе с ахтырцами. Вдруг их командир, подполковник Ерофеев, взмахнул руками и повалился на землю. Он был убит наповал...”
8 ноября Красная армия начала штурм Перекопского и Чонгарского перешейков. После упорных боев оборона белых была прорвана, и они начали отходить на юг полуострова к черноморским портам. Во время этого отступления ахтырцы находились в арьергарде и последними ходили в конную атаку на цепи латышей и кавалерию Бела Куна. В рядах полка было много настоящих героев, таких например, как ротмистр В.К.Скачков (некоторое время, уже в эмиграции он являлся начальником полковой группы ахтырских гусар), корнеты Трофимов, Станиславский и другие. Дойдя с боями до Феодосии, остатки полка навсегда покинули Россию. Всего из Крыма, не считая судовых команд, было эвакуировано 145693 человека.

Коротко остановлюсь на судьбе военнослужащих врангелевской армии, которые в силу различных обстоятельств не пожелали эвакуироваться и остались в Крыму. Не чувствуя за собой какой-либо особой вины перед Советской властью, они рассчитывали на снисходительное с ее стороны к ним отношение. Тем более, что во многих воззваниях и обращениях к военнослужащим армии Врангеля им гарантировалась полная амнистия. Не задерживая внимание читателя на перечислении всех этих документов, остановлюсь только на двух из них: от 12 сентября и 11 ноября 1920 года.
Итак, в первом из этих документов – “Воззвании к офицерам армии барона Врангеля”, подписанном Председателем ВЦИК М.И.Калининым, Председателем Совнаркома Ульяновым (Лениным), наркомом по военным делам Троцким, Главкомом всеми вооруженными силами Республики Каменевым и Председателем Особого совещания при Главкоме А.А.Брусиловым, говорилось, что “честно и добровольно перешедшие на сторону Советской власти не понесут кары. Полную амнистию мы гарантируем всем переходящим на сторону Советской власти. Офицеры армии Врангеля! Рабоче-крестьянская власть последний раз протягивает вам руку примирения”.
Вторым документом является радиограмма РВС Южного фронта, направленная командующим М.В.Фрунзе лично барону П.Н.Врангелю. В ней, в частности, говорилось: “на основании полномочий, предоставленных мне центральной Советской властью, сдающимся, включая до лиц высшего комсостава, гарантирую полное прощение в отношении всех проступков, связанных с гражданской борьбой. Всем, не желающим остаться и работать в социалистической России, предоставляется возможность беспрепятственного выезда за границу при условии отказа на честном слове от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России”.
Но уже тогда Ленин был “крайне удивлен непомерной уступчивостью условий” сдачи врангелевской армии и в телеграмме РВС Южного фронта указал, что “если противник не примет этих условий, то их не следует больше повторять, а нужно с ними расправиться беспощадно”. Однако на деле это указание вождя пролетариата коснулось всех без исключения офицеров, поверивших воззванию и оставшихся на берегу. Они попадали в руки свирепствующего Бела Куна (бывшего офицера австро-венгерской армии). Под его непосредственным руководством на всей территории Крыма были проведены массовые расстрелы белых офицеров. Причем, высшая мера “пролетарского гнева” повсеместно применялась и к гражданским лицам. Так, например, в Феодосии была арестована и расстреляна Алла Владимировна Лермонтова, и это несмотря на то, что ее отец Владимир Михайлович служил в Красной армии. Она не могла покинуть Россию из-за престарелых родителей. В вину ей, видимо, было предъявлено то, что ее братья Владимир (офицер лейб-гвардии Уланского полка) и Михаил (юнкер Николаевского кавалерийского училища), а так же родной дядя Александр Михайлович (офицер 12-го Ахтырского полка) остались верными данной присяге и воевали на стороне белых.

После эвакуации из Крыма русская армия находилась два года в Галлиполи (близ Константинополя), и ахтырцы входили в состав кавалерийской дивизии, в которую были сведены остатки всех конных полков. С августа 1921 года дивизия находилась в Югославии, принятая в полном составе (3382 чел.) на пограничную стражу и частично в жандармерию. Ахтырский эскадрон нес пограничную службу до 1930-х годов. После преобразования армии в Российский Общевоинский Союз (РОВС) ахтырские гусары входили в состав 2-го кавалерийского полка, основной кадр которого находился в Белграде и Париже. Например, в Белграде, по сведениям Белградской общины, нашли убежище 8374 русских эмигранта.

31 декабря 1999 года в Стамбуле в возрасте 102 лет скончался ахтырец – корнет Николай Георгиевич Тимченко. Он родился 26 апреля 1897 года в Харькове. Его отец владел имением в Харьковской губернии, где семья проводила лето, на зиму перебираясь в Петербург. В 17 лет Николай закончил реальное училище, овладев французским, немецким, латынью, а затем поступил в императорское училище правоведения на Фонтанке. Завершить высшее образование не удалось: началась Первая мировая война, и в 1916 году весь класс добровольно отправился на военную службу. Николай стал корнетом 12-го Ахтырского гусарского полка, в одном из боев был ранен в ногу, контужен, от взрыва лопнула барабанная перепонка, с тех пор он перестал слышать на одно ухо. В 1918 году Николай обвенчался в Харькове с Ольгой Дураковской. Когда к городу подошли большевики, Н.Тимченко бежал, но в одной деревне его поймали, обнаружили документ, где стояло "потомственный дворянин". Этого было достаточно, чтобы приговорить его к расстрелу. Вечером его вывели на опушку леса и сказали: "Повернись и иди медленно". Он сделал несколько шагов, но выстрелов почему-то не последовало. Николай ушел к белым, вступил в Добровольческую армию в свой родной полк. В 1920 году, после крымской катастрофы, корнет Тимченко вместе с однополчанами уплыл из Феодосии на грузовом пароходе. В Ялте у него осталась жена, которую он больше не увидел, и ново-рожденная дочь Татьяна. Николай Георгиевич разыскал ее только в 1974 году, когда прибыл в Россию уже турецким гражданином, в то время дочери исполнилось 55 лет. В Галлиполи, чтобы выжить, приходилось много работать. Николай заочно прошел обучение в Парижском электротехническом институте и, получив диплом инженера, он сначала стал представителем компании "Сименс" в Турции, а затем, основав свою фирму, стал членом совета директоров фирмы "Симтат". Николай Георгиевич Тимченко долгое время занимался благотворительной деятельностью, помогая беженцам русского происхождения выжить в чужой стране. Его мечтой было дожить до 2000 года, но этому желанию не дано было осуществиться.

Некоторые подробности из своей жизни сообщил нашему клубу Владимир Павлович Ягелло, корнет Ахтырского гусарского полка (1907 – 2000), проживавший в Париже.
В возрасте 13 лет, в ноябре 1920 года он вместе со своей семьей эвакуировался из Крыма. Отец его, полковник артиллерии и два брата были в рядах Белой армии, сам же В.Ягелло был в то время кадетом Кадетского В. Кн. Константина Константиновича корпуса (в Югославии), который и окончил в 1926 году. Приказом Главнокомандующего русской армии генерала Врангеля, корнет В.Ягелло был выпущен в кадр Ахтырского полка. Полк пополнялся и за счет выпускников Николаевского кавалерийского училища, которое базировалось вблизи г.Белая Церковь (Югославия). В 1923 году в полк вышло 10 человек, все эти корнеты воевали в рядах полка еще кадетами и были Георгиевскими кавалерами. Среди них были корнет князь Николай Кудашев и корнеты Георгий Мартос и А.Ю.Трубников (впоследствии протоиерей).
Для русской военной эмиграции было характерно создание многочисленных военных организаций и обществ, штабов (бывших) воинских частей и соединений. Только в Югославии насчитывалось 16 таких организаций, общей численностью 5830 человек. На базе этих организаций часто создавались военные музеи.
Основания для образования музеев полков были следующие:
1. Желание сохранить для будущего фотографии, рисунки, гравюры и прочее, относящееся к истории соединений Императорской армии.
2. Образование военно-справочных библиотек.
3. Образование военно-исторических кружков по разработке исторического материала, главным образом, по Великой и Гражданской войнам в мелких частях (эскадроны, дивизионы и прочее).
Во время второй мировой войны некоторые ахтырцы воевали в рядах французской армии, трое из них погибли. Владимир Павлович Ягелло был призван в артиллерию, но в 1940 году попал в плен, откуда с большими трудностями бежал из лагеря в Германии.
Некоторое время В.П.Ягелло являлся “хозяином собрания” ахтырских гусар, которые постоянно продолжали свои встречи на чужбине. В доме Владимира Павловича хранилась реликвии полка – Полковая Икона Ахтырской Божьей Матери (Благославление Императрицы Елизаветы на Берлинский поход)^*, а также принадлежавшая полковнику Аглаимову серебряная труба и “Святославова серьга”. Ахтырские гусары были единственными в русской армии, которые имели право носить эту серьгу в ухе.
Замечу, что известно местонахождение еще одной из 19-ти серебряных труб, пожалованных Ахтырскому полку за войну 1812 года. В 1996 году, отдыхая с семьей в Одессе, член нашего клуба А.Алексеев посетил Историко-краеведческий музей. Каково же было его изумление, когда среди экспонатов он обнаружил Георгиевскую трубу с надписью: “Ахтырскому гусарскому полку за поражение и изгнание неприятеля из пределов России 1812 года”.
По мере естественного убытия из жизни старых ахтырских гусар, главная полковая реликвия – овеянный славой Георгиевский Штандарт, передавался более молодым офицерам, пока не было принято решение передать его на хранение в русский православный собор в Нью-Йорке, где он находится и по сей день.